Любопытно при этом отметить, насколько представления (и предрассудки) французского общества рубежа XVI–XVII вв., столь сильно повлиявшие на судьбу нашей героини, остались неизменными по сравнению с более ранним временем – периодом Средневековья. Обвинения в занятиях проституцией, которые ждали любую незамужнюю особу, рискни она вести самостоятельную жизнь; ведовские процессы и дела об одержимости, часто имевшие политическую подоплеку и использовавшиеся в религиозной пропаганде[1185]; побеги из родительского дома и свободная любовь, не связанная узами брака, порицаемые не только официальной церковью, но и обществом в целом, – все эти идеи никуда не исчезли из системы мировосприятия людей раннего Нового времени и были заимствованы ими из предшествующей эпохи.
Впрочем, как показывает практика, и в более поздний период – уже в XVIII столетии – представления, сформировавшиеся или получившие развитие в период Средневековья и даже существенно раньше, оставались значимыми для большинства людей, сколь бы образованными и «современными» они ни являлись. Наш последний рассказ будет посвящен именно этой особенности человеческого восприятия – тем неизменным «узелкам, завязанным на память»[1186], которые формируют сознание индивида, позволяя ему находить аналогии для всего нового и удивительного и, таким образом, примиряться с ним и встраивать его в уже отчасти известную картину мира, будь то явления «большой» истории или незначительные, но от того не менее странные события, происходящие здесь и сейчас.
Глава 13. История Маргариты Ле Петур, которая никого не любила… но все-таки вышла замуж
Думаю, среди моих коллег-медиевистов, а особенно среди тех, кто занимается историей средневековой Франции, найдется немало любителей заглянуть при случае в книжную лавочку при музее Клюни. Порой там можно обнаружить редкие и весьма ценные издания, которых не найти нигде больше. Я и сама не раз убеждалась в этом, практически в каждый свой приезд в Париж унося из особняка на площади Поля Пенлеве очередное сокровище.
Именно там был мною найден и без раздумий приобретен увесистый том под названием «Палачи во Франции»[1187]. Возможно, эта работа и не отличалась особой научностью (в ней было маловато примечаний, практически полностью отсутствовал источниковедческий анализ и преобладала описательность изложения), но, учитывая скромное число специальных исследований по данной теме[1188], книга Фредерика Армана обещала стать отличным подспорьем в работе. В ней был представлен общий исторический экскурс в развитие этого специфического судебного института (от Античности до наших дней) и рассказывалось об общественном положении палачей в различные эпохи, об их правах и обязанностях, об изменении отношения к ним современников, а также – о различных ситуациях, связанных с деятельностью самых известных династий французских палачей.
Среди этих последних мое внимание привлек один, мельком упоминавшийся сюжет – судьбы женщин, которые волею обстоятельств становились палачами и с честью (и с заслуживающим удивления мастерством) исполняли свои обязанности. Конечно, столь странных персонажей эпоха Нового времени знала не много. И, тем не менее, они существовали – и существовали в реальности, а не в воображении писавших о них авторов.
Так, история сохранила для нас имя некоей Мехтельды, жены палача из Неймегена, столицы герцогства Гелдер в испанских Нидерландах. О ее приключениях поведал в 1563 г. Иоганн Вейер в трактате De prestigiis daemonum, в 1567 г. переведенном на французский. По его сведениям, в сентябре 1562 г. Мехтельда вместе со своим супругом прибыла в городок Грав-сюр-Мёз, где должна была состояться казнь трех преступников. Речь, однако, шла не об обычном повешении, а об обезглавливании, и приглашенный палач отказался вершить правосудие, ссылаясь на собственную неопытность в подобных делах, требовавших совершенно особой подготовки[1189]. (Илл. 51) Он отправил Мехтельду просить помощи у своего коллеги из Арнема, но женщина, рассчитывавшая на достойное вознаграждение за проведение экзекуции и не желавшая его лишиться, никуда не поехала[1190]. Напротив, она тайком обрезала волосы, оделась в мужское платье и на следующий день явилась к прево Грав-сюр-Мёз. Увидев палача, у которого еще не начала расти борода, тот удивился и выразил сомнение в том, что столь юный человек сможет осуществить тройную казнь. Мехтельда же поспешила уверить его в наличии у нее должного опыта и немедленно приступила к проведению экзекуции[1191]. Однако в тот момент, когда она уже приготовилась отрубить голову первому из осужденных, кто-то предупредил прево, что он имеет дело с переодетой женщиной. Местные жители, возмущенные поступком Мехтельды, собрались было избить или утопить ее, но судебные чиновники помогли ей бежать, и она вернулась в родной Неймеген, где еще долгое время оставалась объектом ядовитых насмешек[1192]. Впрочем, дурная репутация вовсе не помешала ей, когда она овдовела, сразу же выйти замуж во второй раз – за коллегу своего покойного супруга, того самого палача из Арнема…[1193]
1185
Аналогичная ситуация имела место, в частности, в Англии Нового времени, где возбуждение уголовного дела о колдовстве очень часто оказывалось связано с конфессиональными разногласиями и политическим заказом:
1186
«Представим себе два типа сообщения: одно – записка, другое – платок с узелком, завязанным на память. Оба рассчитаны на прочтение. Однако природа „чтения“ в каждом случае будет глубоко своеобразна. В первом случае сообщение будет заключено в самом тексте и полностью может быть из него извлечено. Во втором – „текст“ играет лишь мнемоническую функцию. Он должен напомнить о том, что вспоминающий знает и без него» (
1190
«Mais elle, cupide du gain qu'elle voyoit present, se delibera de supleer, par son adresse au defaut de son mary» (
1191
«Le prevost (la voyant sans barbe) luy demanda si estant ainsi ieune elle oseroit bien entreprendre de couper trois testes en un iour; elle respondit que c'estoit à elle à ce faire, et que ce n'estoit pas la premiere fois qu'elle avoit fait ces effais» (Ibid.).
1192
«Estant de retour à Nieumeghe, elle servit de risee à plusieurs, estant ennoblie par un tel acte» (Ibid. P. 345).