Дмитрий Каралис
ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
Повесть в рассказах
ДАЧА
Отец с дядей Жорой вознамерились купить зимний дом в Зеленогорске — с круглыми печками, батареями парового отопления, водопроводом, подвалом, городским телефоном, — и нас повезли на смотрины.
Непривычно было выходить на одну остановку раньше, — в соседнем Ушково нас ждали два типовых домика в садоводстве, разделенные оградой из можжевельника. Домики, как и их владельцы, были близнецами, только выкрасили их в разные цвета — наш в канареечный, а дядижорин в светло-зеленый. Иногда мы встречали общих гостей в летних нарядах соответствующего цвета — наша семья желтела, а дядижорина зеленела. И гостям было проще, — они легко вспоминали, у кого из братьев-близнецов должны ночевать, и чьи это жены и дети ходят тут по участку.
В электричке было жарко и, сойдя в Зеленогорске, мы сразу же обзавелись мороженым и двинулись в путь под руководством дяди Жоры.
Дом стоял у самой окраины леса.
На таких буржуйских дачах мне раньше бывать не приходилось.
На втором этаже покоился на козлах стол для пинг-понга и зеленел истертым сукном бильярд. Хозяйка сказала, что пинг-понг она может оставить без всякой доплаты, а бильярд увезет — внукам в Кузьмолово.
Над высокой крышей жужжал пропеллером флюгер, и я осторожно спросил, оставит ли она самолетик, если мы купим дачу.
— А тебе хочется, чтобы он остался? — загадочно посмотрела на меня хозяйка дачи. Она была не совсем старая, возраста моей бабушки. — Хочется? Да?
Я пожал плечами, но тут же быстро кивнул. Самолетик, рассекая винтом воздух, красиво плыл на фоне белых облаков и верхушек сосен. Тонкий железный штырь почти не был заметен, и казалось, что истрибок мчится в теплом летнем воздухе сам по себе.
— Это Ла-5 — узнал я истребитель со сдвинутой к хвосту кабиной пилота, и отец с дядей Жорой, приложив ладони козырьком, тоже посмотрели наверх.
Четырнадцать лет, а все как маленький, — прочитал я на лице кузины. — Самолетиками интересуется… Катька, подбоченясь, стояла в новых болгарских джинсах и косилась на двух парней остановившихся прикурить возле калитки. Один из парней был рослым, явно выше Катьки, и жердина-сестрица, похоже, прикидывала, где он живет, и сгодится ли для компании, чтобы ходить на залив и прогуливаться в парке, если мы купим эту дачу. Ей тоже исполнилось четырнадцать, но она была на полголовы выше меня и стояла в своем классе первой на физкультуре.
— Господи, как вы похожи! — восторженно улыбнулась хозяйка и перевела взгляд с отца на дядю Жору. — Прямо одно лицо! И домик, словно специально для близнецов построен: два крылечка, два балкона, две верандочки… Соседи вас будут путать…
— С детства путают, — задорно сказал дядя Жора. — Поэтому я всегда хожу с гордо поднятой головой. Все хорошие дела совершил я, все плохое натворил брат. А верандочки ничего…
Это были не верандочки, а верандищи. Не балконы над ними, а балконищи. Мы поднялись наверх, и хозяйка, стала рассказывать, как они с мужем-летчиком ставили на одном балконе столы с самоваром для приема гостей, а на второй ходили плясать под гармонь и радиолу. И один капитан, пройдясь со свистом в сольном танце, так лихо крутанул ногой, что центробежная сила выкинула его с балкона, и он совершил мягкую посадку на кусты сирени. Я посмотрел вниз, куда когда-то падал плясун, и не поверил: кусты были жидковаты. Но промолчал: со взрослыми лучше не спорить, к тому же мы находились совсем недалеко от самолетика, и я поймал его взглядом на фоне легкой белой тучки и не хотел отпускать.
Сверху был хорошо виден участок: кусок леса с высокими соснами и елями, кочки с черничником и круглая беседка с чуть поржавевшей железной крышей. За сетчатым забором начинался густой лес. Возле дома цвели нарциссы с тюльпанами, и к сараю вела потрескавшаяся бетонная дорожка. Мне нравилось, что грядок всего две — поросшие бледной зеленью, они плоско лежали под окнами кухни, но тетю Зину и маму это не порадовало:
— Участок почти не разработанный, — поджав губы, задумчиво сказала тетя Зина. На руке у нее висела изящная сумочка, а на шее розовел газовый шарфик. — Даже картошку не посадишь.
— Да, — покивала мама, — и перспектив никаких. Там лес, здесь кусты и клумбы…
— Да ладно вам, — справедливо махнул рукой дядя Жора. — Картошка в магазине — десять копеек килограмм. Зато дикая природа и воздух.
— Вот именно, — сказал папа. — Это дача, а не садоводство. Мы идем к коммунизму, а не к хуторскому хозяйству.
— Вы еще не видели, какой здесь подвал, — дядя Жора звонко хлопнул себя по лбу. — Вагон яблок и вагон картошки влезает. Десять бочек капусты можно засолить и семь бочек с грибами…