В Зеленогорске мы сошли не у вокзала, а попросились у водителя доехать с ним до кольца — там начинался пустырь, заросший кустами.
Пацан в школьной курточке, когда мы пробирались по канаве вдоль Кривоносовской, выстрелил в спину дяди Жоры из рогатки и заулюлюкал. Я потопал ему вслед ногами, но не побежал. «Вот так, — угрюмо сказал дядя Жора, — я терплю от своих родственничков. В воду свалили, одежду спалили… — Он быстро скинул рюкзак и нашарил в нем оставшуюся бутылку джина. — Хорошо не разбил, поросенок. Как я в таком виде Зинуле покажусь?..»
— Зайдем потихоньку ко мне, переоденешься, — сказал отец, садясь на край канавы. — А вечером спокойно выпьем под раков. Мы же не выскочки, чтобы сразу все рассказывать. Утрясется…
Мы сидели в канаве и обсуждали, как нам незаметно провести дядю Жору до дачи. Завидев прохожих, мы склоняли головы и делали вид, что коллективно справляем большую нужду, и они отворачивались. В конце Кривоносовской канава кончалась, и нам предстояло идти или бежать по отрезку асфальта, проложенного к продбазе, затем сворачивать в свою улочку и…
— Могу сказать соседям, что я был в этом комбинезоне, — грыз травинку отец. — Они все равно нас путают…
— Надо послать Кирюху на разведку! — вглядываясь через бинокль в конец улицы, сказал дядя Жора. — Может, и одежду принесешь?
Я сказал, что попробую.
— Дуй, Кирилл, — дядя Жора сунул мне бинокль, а отец, покопавшись в ведре, прикрытом папоротником, достал крупного красного рака:- Дашь Чарли, чтобы не скулил. Ключи на месте. Если нарвешься на тетю Зину, скажи, что мы пьем пиво у ларька, сейчас подойдем… И мигом обратно!
Не доходя до дачи метров двести, я лег под куст и навел бинокль на веранду дяди Жоры. Сквозь крупную листву сирени и тюлевые занавески на окнах смутно виднелась тетя Зина. Вот она появилась на крыльце, заперла дверь и, беззвучно шевеля губами, повертела головой: наверное, звала Чарли. Точно! Они вышли из калитки, и тетя Зина опустила ключи в карман халата. Огляделась, поправила очки и, повернувшись ко мне спиной, направилась в конец улицы. Чарли, шныряя по обочине и задирая лапу у каждого дерева, потрусил за ней. Скорее всего, она ненадолго пошла к соседке — Розе Ефимовне. Ага, вот они повернули к ее дому и скрылись в калитке. Я опрометью бросился назад доложить обстановку.
Дядя Жора азартно посмотрел на меня, на отца и, выскочив из канавы, как мог, припустил к даче. Мы шагом обогнали его у поворота. «Открывайте дверь, готовьте одежду!» — распорядился он, придерживая одной рукой капюшон, а другой подтягивая то, что считалось в его одеянии штанинами.
Дядя Жора важно прохаживался у своей веранды в отцовских штанах и свитере, когда вернулась тетя Зина с Чарли, и недоуменно оглядела его: «В чем это ты?»
— Промок немного, Сергей дал сухое. Где ты ходишь?
— Не хватало тебе простудиться! — тетя Зина стала торопливо отпирать дверь. — К Розе Ефимовне за рецептом ходила. Как ваша рыбалка?
— Рыбы нет, а раков полное ведро наловили, — дядя Жора закинул на плечо рюкзак и вошел в дом.
С колотящимся сердцем я влетел на нашу веранду и столкнулся с отцом:
— Ты ведро из канавы брал?
Отец страдальчески зажмурился и приложил руку ко лбу:
— Беги! Может, еще там! Стой!
Я вернулся. Отец вошел в комнату, скрипнул дверцей платяного шкафа и вынес мне хрустящую пятидесятирублевку:
— Если нет, то пробегись по буфетам, может, купишь, — отец хлопнул себя по затылку. — Вот дураки!..
…Обежав все буфеты, включая банный, я поплелся в рыбный магазин на проспекте Ленина, надеясь купить хоть какой-нибудь рыбешки.
У ворот закрывшегося рынка сидел на ящике инвалид Шлыков. Перед ним на куске картона краснели раки. Они были размером с наших и также вкусно пахли укропом, лавровым листом, перцем… «Самых крупных уже разобрали, — важно сказал Шлыков. — Сейчас и этих разберут, мужики за деньгами побежали…» — «Это откуда?» — торопливо спросил я. «С Красавицы, кажется, — сказал Шлыков. — Дай закурить». — «Беру все! За сколько отдадите?» — «За что купил, за то и отдам, — с достоинством сказал Шлыков. — Десятка!»