Я вышел на улицу, встал у забора и нашел своих — их головы плыли над дальним рядом автомобилей. Вот они замерли, отцовская шляпа нырнула вниз, снова показалась над кирпичной крышей «жигулей» — неужели он допускает, что наша машина может быть оранжевого цвета? Я привстал на цыпочки и вытянул шею. Дядя Жора жестикулировал правой рукой перед носом отца. Он что-то внушал брату. Правильно, дядя Жора, на рыжей машине пусть рыжие ездят.
Вот головы завернули во второй ряд и неспешно двинулись в обратном направлении. Я видел, как вьется на ветру бахрома маминого голубого платка и зеленеет ее салатный плащ. Хорошая у нас, все-таки, матушка. И батя молоток, хоть немного и зануда. А дядя Жора — вообще блеск! Никогда не унывает, хоть танком его переезжай… И чего они так медленно ходят — пустили бы меня, я бы сразу выбрал. Я вернулся в магазин и сел на желтый стул с упругой спинкой возле окна, но поближе к стойке.
Зал был почти пуст, — как я понял, сюда прибывали только по открыткам-приглашениям на определенное время. В дальнем углу два горца в шапках-аэродромах сдержанно клекотали и пускали золотыми зубами лучики света. Аэродромы явно кого-то поджидали, но делали вид, что просто присели отдохнуть и слегка заболтались.
— А если он не приедет? — раздался за стойкой голос невидимого мне человека.
— Пусть ему будет хуже, — пожелал мужчина постарше и посолиднее, должно быть Обливной. — Такую тачку любой возьмет, только свистни. Это же не хлам с конвейера под новогоднюю ночь, когда сборщики уже на ногах не стоят. Это вторая декада февраля, самая ритмичная работа.
— Да и цвет что надо…
— Она у нас во втором боксе стоит?
Я оперся локтями в колени и еще ниже опустил голову. Мне показалось, говорившие не заметили, как я подсел к их стойке.
— Да, во втором.
— Ну и пусть там стоит. Если он до трех не приедет, будем продавать. Только никому без меня не показывайте…
Я осторожно сдвинул манжету рубашки и взглянул на часы — без четверти три!
За стойкой зазвенел телефон, и тут же сняли трубку:
— Магазин «Автомобили» слушает. — После этого три раза сказали «да», один раз «нет» и повесили трубку.
Телефон тут же зазвонил вновь.
— Магазин «Автомобили» слушает. Нет, только по направлениям с предприятий. Для инвалидов отдельная очередь через собесы. Мы только принимаем деньги и выдаем. Пожалуйста…
Трубку повесили.
— Да-а, — раздумчиво сказал голос, — на эту машинку хоть знак качества ставь! — С хламом, что во дворе, не сравнить… Петрович движок проверял — работает, как часы! А сцепление какое мягкое!
— Петровичу доверять можно — он задом проехал больше, чем мы передом…
За стойкой зашевелились, и я еще ниже пригнул голову.
Как бы отец с дядей Жорой не схватили первую, приглянувшуюся им машинку. Про маму я вообще не говорю, — она ничего не понимает в машинах и конвейерном производстве, для нее главное цвет. Она хотела цвета белой сирени?.. Вот и втюхают нам «белую сирень», которая через месяц развалится. Надо что-то срочно придумать…
Из темного коридора, ведущего во двор, показался дядя Жора с продавцом и хмуро махнул рукой:
— Иди смотри! Родители там еще ходят!
Я отвел его к окнам и рассказал, что мне удалось подслушать.
Дядя Жора пострелял глазами по залу, подмечая и клекотавших в уголочке горцев в аэродромных шапках, и видневшиеся поверх стойки головы продавцов.
— Ты говоришь, во втором боксе? — тихо спросил дядя Жора.
— Да, да, этот мужик сказал, во втором боксе!
— А какая модель, не слышал? У вас открытка на «тройку». Другую не продадут…
— Не слышал…
— Ладно, иди, — подтолкнул меня дядька. — Я тут понаблюдаю…
Родителям я решил пока ничего не рассказывать. Они ходили от машины к машине и, путая модели, нахваливали: «Вот тоже ничего! Фонарики такие яркие!» Им, конечно, было невдомек, что эти фонарики могли через сто километров вывалиться и остаться на дороге, потому что вставлял и привинчивал их тридцать первого декабря полупьяный сборщик.
— Вот эта тоже симпатичная, — подходила мама к «единичке», — посмотри, как она удивленно на меня смотрит. А, Сережа?
— Это не та модель, Элечка, — морщился отец. — Нам нужна «тройка», у нее четыре глаза… И потом, что это за цвет — дешевой вишневой наливки? Я еще понимаю, — кофе с коньяком! Сдержанно и благородно…