Мимо дома промчалась «скорая», завывая сиреной, осыпая стены комнаты хаотическими вспышками проблескового маячка. На миг оконная решетка высветилась как днем, потом фонарь внизу опять наполнил стекла привычным мягким сиянием.
Видимо, задул ветерок, потому что он услышал шуршание листвы. На стеклах играли тени. Ветки шевелились, как лапы какого-то ночного зверя.
Его вдруг охватила дрожь. Хорошо бы выключить вентилятор, но он не решался позвать на помощь и только поплотней завернулся в простыню. В очередной раз осознал он свою беспомощность. Что же будет дальше? Он в полной зависимости от них, а ему еще лежать и лежать… Им уже сейчас опротивела возня с ним, опротивел он и то, что он жив.
Неправда, это несправедливо по отношению к ним, они стараются, как могут. Он взглянул на часы. До рассвета далеко. На оконном стекле изменился рисунок, силуэты листьев образовали разверстую пасть. Он закрыл глаза, чувствуя, как подступающее рыдание сдавило горло. Не надо им слышать…
* * *
— Убивает меня такая жизнь, спина просто не выдерживает, — сказала Куми, присоединяясь на балконе к Джалу. — Не ляжем спать, пока не решим, что делать с папой.
— Согласен, — ответил Джал. — Давай наймем сиделку.
— Невозможно. Денег нет.
— Ты всегда так говоришь.
— Смотри сам. Проверь банковскую книжку. Больничный счет съел все дивиденды, которые мы скопили.
С улицы послышались крики, топот. Они перегнулись через перила — по улице бежали люди, их с криками преследовала целая толпа. Понять ничего нельзя было.
— Похоже, за ворами гонятся, — сказала, Куми, — карманников, должно быть, ловят.
— А может, просто горластая молодежь дурака валяет, — возразил Джал.
Толпа пронеслась мимо, крики затихли, улица возвратилась к нормальной деловитости.
— Что за жизнь у меня, — вздохнула Куми, — дом и рынок, рынок и дом. Даже в храм сходить не могу.
— Не только ты. Моя работа тоже страдает.
— Ты это называешь работой? Крутишься по утрам на бирже и сплетни там собираешь — это работа?
— Если бы я не следил за мамиными инвестициями, в доме и пайсы бы не осталось.
— А если бы ты нашел настоящую работу, в доме были бы деньги на сиделку. Или на санитара.
Вернулись к тому, с чего начали. В обиде и раздражении, не в силах трезво думать от усталости и безысходности, они тупо смотрели с балкона на нескончаемые потоки машин. Спор иссяк, они молча заключили перемирие.
— Я не хочу раздражаться, когда вижу, как папа, совершенно беспомощный, лежит в кровати, — сказала Куми, — но я его ненавижу и ничего с этим поделать не могу.
— Ты ненавидишь не его, — откликнулся Джал, напуганный силой этого слова. — Ты ненавидишь уход за ним. Но это наш долг, надо стараться выполнять его. Хоть и не родной отец, он всегда к нам хорошо относился, и мы не можем это забывать.
Проговорив до поздней ночи и ничего не придумав, они решили лечь спать. У двери отчима их остановил странный звук.
— Ты слышал?
— Не уверен.
Джал поправил слуховой аппарат и расслышал тихий плач. Они стояли под самой дверью и не могли ошибиться: он плакал.
— Что нам делать? — Глаза Куми наполнились слезами сочувствия.
— Зайти к нему, конечно.
Не зажигая света, они на цыпочках приблизились к кровати.
— Папа. — Куми нежно погладила его плечо. — Нам послышалось… Ты в порядке?
Нариман был рад, что в комнате темно. Он шевельнулся в ответ на прикосновение.
— Все хорошо.
— Болит? — спросил Джал. — Дать еще таблетку?
— Все в порядке. Вам нужно отдохнуть, ложитесь. — Он чмокнул, изображая поцелуй.
— Спокойной ночи, папа.
Они тоже поцеловали темноту и вышли, встревоженные новым поворотом событий.
Плач Наримана слышался несколько дней; иногда он всхлипывал во время послеобеденного сна, чаще по ночам. Было решено сообщить доктору.
* * *
Наримана удивил визит доктора Тарапоре, он усомнился в надобности тщательного осмотра.
— Мне казалось, я говорил вам в больнице, — соврал доктор, — что осмотрю вас через неделю после выписки. Чтоб удостовериться, что все идет как положено.
— И как?
— Все нормально. Лекарства снимают боль?
— Первые два дня были мучительными, — сказал Нариман, и Куми затаила дыхание — неужели пожалуется насчет стульчака? — Но это естественно, — продолжил Нариман, — тогда я принимал четыре таблетки обезболивающего в сутки. Сейчас мне достаточно одной таблетки перед сном.
— Отлично, — отозвался доктор. — Отлично.
Он не подавал вида, что обеспокоен переменой, которая произошла за неделю с профессором. Его состояние нельзя было объяснить переломом. Доктор Тарапоре провел беседу с Джалом и Куми — надо постараться поднять больному настроение.
— Депрессия — явление нередкое в период болезни, но у стариков она может принимать острую форму. Он не должен видеть, что вы встревожены его состоянием, будьте веселы и оптимистичны при нем, говорите с ним о хорошем, вспоминайте о приятном. Смех и веселое общение так же важны для него, как лекарства.
Доктор напомнил и о необходимости следить за состоянием спины, чтобы не допустить пролежней. Посоветовал ежедневно обтирать больного губкой или мокрым полотенцем, пользоваться хорошим тальком, почаще переворачивать его, усаживать в постели, подкладывая подушки под плечи. Пролежни или изъязвление тканей будут мукой для профессора, предостерег доктор, и серьезной нагрузкой для тех, кто за ним ухаживает.
…Куми сказала, что доктору Тарапоре легко рассуждать о веселом общении, ему-то не предстоит убить всю жизнь на уход за лежачим больным.
— Приятные воспоминания ему нужны. А откуда им взяться теперь?
— Можно говорить про Рокси, вспоминать ее младенческие годы, — придумал Джал. — Папа был очень счастлив тогда. Мы все были счастливы, мама тоже.
— И сколько можно говорить об одном и том же?
Джал пожал плечами.
— Меня вот что беспокоит — как бы мы ему не навредили своим уходом. Мы же ничего не знаем. Ты слышала, что доктор сказал про гигиену. Это огромная ответственность.
— От которой свободны Роксана и Йезад. Это несправедливо, и я с самого начала это говорила.
— Но как раз ты и не желаешь, чтобы мы им сообщили.
— А что толку сообщать? Пока папа у нас, они все равно помогать не будут.
Джал покачал головой, не зная, что сказать.
— Вот я вечером накричала на папу, а потом мне так было стыдно! Мне иногда жуткие мысли в голову лезут от отчаяния. Дать ему снотворного, чтоб тихо было. Или какие-нибудь таблетки для запора. Чтоб хоть на несколько дней его заперло.
Джал потер родинку под правым ухом.
— Разве не говорится, что, когда Бог насылает напасти, Он дает нам силу и мудрость, чтобы справиться с ними?
Она ответила, что сила и мудрость достаются только тем, у кого смелость есть, кто может постоять за себя.
— А мы никогда не могли, разве не так?
— Ты что имеешь в виду?
— Подумай сам — почему нет денег нанять сиделку? Потому, что мы позволили папе потратить все его сбережения на Роксану. С этого и начались наши проблемы. Слава богу, что нам от мамы достались средства. — Куми опять пылала яростью. — Была бы мама жива, не допустила бы она такую несправедливость! Как же я всех их ненавижу!
— Не надо так, она же наша сестра. А эту квартиру папа отдал нам. Теперь мы обязаны заботиться о нем.
— Ничем я папе не обязана! Он мои пеленки не менял, попку мне не мыл, и я тоже не обязана убирать его дерьмо!