Дима кивнул. Он знал об этом. Об этом все в семье знали. Если Лиза села рисовать или ее какая-нибудь новая идея захватила – лучше не трогать и даже мимо не ходить. Убить не убьет, а вот покусать может.
- Ну и вот… я ее и не трогала, - продолжала свою исповедь хранительница семейного быта Абвинцевых. – А потом опять этот… Черкашин заявился. Требовал, чтобы его к Лизе пустили.
- Вы пустили?
- Что я, дура по-твоему совсем? – вскинулась тетя Валя. – Конечно, нет. Хоть он и грозился мне всеми карами, я стояла твердо – хозяев нету, а мне приказа его пускать тоже не было. Он там чего-то еще кричал, а я ответила, что коли у него послание какое, то может внизу у охранника оставить, а коли так чего пришел – то номера телефонов хозяев чай знает – вот пусть звонит и сам с ними договаривается.
Женщина судорожно вздохнула, переводя дыхание и в очередной раз промокая уголки глаз платочком.
- Ну и вот. А я запеканку приготовила. С курагой, как Лизка любит. Ну и решила позвать ее, чтобы поела. А то ж ваще одни кости, прости господи. Скоро ветром сдувать будет. Стучала, стучала – она не открывает. А потом я услышала, как у ней там телефон звонит. Звонил, звонил. То перестанет, то снова звонить начинает. Я забеспокоилась. Она не отзывалась, двери не открывала. Я только вниз спустилась, чтобы Ольге позвонить, как тут она уже и сама прибежала. Взлетела наверх, стала в двери колотить, а потом как глянет на меня… мама дорогая, уж сколько лет я у вас тут служу, Ольгу всяко видела, но такого выражения лица, я у ней даже тогда, ну… два года назад, и то не наблюдала.
- И что дальше?
- А что дальше? Артема позвали. Он дверь вышиб. А она там… лежит на ковре. Руки в стороны раскинула, глаза стеклянные, лицо перекошенное и… и не дышииииит… - тетя Валя снова сорвалась на рыдания. Уткнулась седой головой Диме в плечо и плакала. Громко. Навзрыд, подвывая по бабьи.
- Куда ее увезли? – голос предал, прозвучал сдавлено, едва слышно…
- В больницу. Ольга вчера была – так-то она от нее не отходит, но Сережа вернулся из командировки и сменил ее ненадолго – сказала, что все будет хорошо. Что Лиза поправится. Но глаза при этом… Дима, какие у нее глаза при этом были… страх один. Ой, боюсь я, что если с Лизой чего случится, как бы мама твоя глупостей не наделала.
- Это вряд ли, - фыркнул Дима и отстранился. – Я сейчас переоденусь и к ней поеду. Все хорошо будет, - и, чмокнув морщинистую щеку тети Вали, подхватил свою сумку и бегом направился на второй этаж.
Ольга Николаевна и в самом деле практически не отходила от постели дочери. За трое суток только два раза была дома, чтобы принять душ и переодеться, и снова возвращалась на свой пост у постели спящей Лизы. Врачи приехали вовремя. По крайней мере, так было доложено Ольге Николаевне. Промедление в пару минут – и девушку было бы уже не спасти. Впрочем, и сейчас еще ничего было не ясно. В себя Лиза не приходила, но врачи утверждали, что это нормально, что она под действием лекарств и они будут поддерживать ее в таком состоянии еще некоторое время.
Ольга не спорила. Кто она, чтобы указывать профессионалам. Она просто сидела на стуле у кровати дочери и смотрела на нее.
Такой ее и застал Дима. Вошел в палату. Остановился на пороге, глядя на мать. Та была как всегда безупречна, и не скажешь, что сутки не была в душе, не отдыхала почти и спала тут же, в палате на узкой неудобной кушетке. Идеальная прическа, аккуратный костюм, прямая спина и руки, сложенные на коленях. Ни скорби, ни печали… лишь упрямство и уверенность в себе и своих силах. Сколько Дима себя помнил, мать всегда была такой – непоколебимой и непогрешимой. Немного холодной, чуточку отстраненной, но странное дело, ни он ни Лиза никогда не чувствовали себя обделенными, они не испытывали недостатка в материнской любви и ласке. Ольга была рядом. Поддерживала, понимала, помогала… что же изменилось теперь?
Почувствовав легкое дуновение из-за того, что открылись двери, Ольга обернулась.
- Как она? – тихонько спросил Дима, входя в палату и прикрывая за собой дверь.
- Дима! – Ольга Николаевна подскочила со своего стула и приблизилась к сыну. Обняла его, прижалась щекой к его щеке. – Ты зачем приехал?
- Ты сейчас пошутила? – Диме было трудно. Очень трудно. Он чувствовал себя так, словно потерялся в этой жизни. Он любил мать, но… но не был уверен, что сможет простить…
- Нет, - Ольга отстранилась от сына, пытаясь заглянуть ему в глаза, - ты же отдыхать поехал.