– Баи, – позвала с порога Пхула.
– Что такое, что? – Куми резко повернулась, кровать сочувственно скрипнула. – Я же сказала – закончишь работу, можешь идти!
– Работа не закончена, баи. Ее нельзя закончить.
Куми сбросила простыню и села, чтобы видеть прислугу, которая сошла с ума.
– Я не понимаю, что ты говоришь.
– Пойдемте, баи, сами увидите.
Из комнаты так и ударило зловонием, когда они открыли дверь. Нариман закрыл глаза, притворяясь спящим.
– Откуда такой запах? – прошептала Куми, обращая вопрос больше к себе, чем к Пхуле. – Джал ночью вынес горшок.
Неужели ее брат-лентяй по неряшливости оставил что-то смрадное за стульчаком? Зажав нос, она подняла крышку – горшок вымыт до сияния.
Нариман решил открыть глаза и все рассказать начистоту. И невольно улыбнулся – чистота и есть как раз то состояние, которого он больше всего желает в своих нынешних условиях.
– Прости, Куми, я думал, это газы, хотел выпустить… и…
– О господи!
Она вылетела из комнаты, сопровождаемая Пхулой, которая была явно довольна драматическим эффектом сделанного ею открытия.
– Видите, баи? Я в такой вонище работать не могу. Я же не мехтарани какая-нибудь, которой каста велит чистить сортиры и с дерьмом возиться.
– Да, Пхула, ты…
– Заплатите мне положенное, и я сразу уйду. Столько работы предлагают в соседних домах. И без вони, от которой у меня нос как помойка делается.
– Ладно, Пхула, не убирай сегодня, только перемой кастрюли и сковородки. На кухне не воняет.
– Баи, я лучше уйду. Приду за деньгами завтра.
Куми проводила Пхулу до выхода, безуспешно пытаясь смягчить ее. Закрывая за ней дверь, она не сомневалась, что открывается другая – дверь в кошмар житья без прислуги, и чувствовала себя раздавленной.
Отправилась будить Джала.
– Вставай, – трясла она его за плечо. – И посмотри, что папа натворил.
– Мне что, даже пару часов поспать не разрешается? – бормотал он, нащупывая ногой шлепанцы.
Куми, не отвечая, потащила его в комнату Наримана. Запах не требовал комментария. Джал прислонился к косяку. Плечи опущены, все безнадежно.
– Мало того, – Куми чуть не плакала, – он лежал в этом кошмаре и улыбался. Улыбался! Ему смешно!
– Нет же, Куми, ты меня неправильно поняла, – взмолился Нариман и заспешил с объяснением нечаянного каламбура и своей улыбки.
Куми была непреклонна:
– Умоляю, хватит. Что я вижу, то вижу.
Джал пришел в такое же отчаяние, как сестра. Загаженная постель была последней соломинкой. «Мое Ватерлоо», – подумал он, но собственный каламбур не позабавил его; он был настолько подавлен, что даже не произнес его вслух. Попытки шутить остались в прошлом.
Чтобы привести постель в порядок, Наримана нужно было временно пересадить на стульчак, но он жаловался на сильную боль.
– Бог с ним, с запахом, и не так уж мокро. Прошу вас, оставьте меня на кровати.
– Невозможно, папа, – убеждал его Джал. – Только хуже будет. Матрас промокнет насквозь. И одному Богу известно, что с твоей кожей будет. Готова, Куми? Ну, раз, два, три…
Нариман тихонько застонал, как незакрытая дверь на ветру.
Они унесли перепачканные простыни и обозрели результат. Куми сказала, что такого бы не было, если бы она вспомнила про клеенку.
– У нас осталась клеенка. Мне надо было подстелить ее, как мама стелила ее в кроватку, когда Роксана была маленькая.
– Матрас надо поменять, – сказал Джал. – Возьмем для него матрас из маминой комнаты.
Матрас разложили на балконных перилах, помыли его, как сумели, и оставили на солнце. Джал продолжал бурчать – это же совершенно ясно, если бы не стульчак, так хоть этой мороки бы не было.
– При чем тут стульчак?
– Папе так больно садиться на него, что он предпочел выпустить газы в постели.
– Да не верю я ему. С газами могло немножко выйти. А тут смотри, что делается…
И Куми разрыдалась: ей этого не вынести, она ума не приложит, что ей делать, как обеспечить папе уход, а теперь, без Пхулы, на ее плечи полностью свалились и все домашние хлопоты. Папа прикован к постели, а с ним и до этого было очень трудно, чего ей только ни приходилось терпеть: унитаз вечно забрызган, в раковине грязь, эти его вставные зубы каждое утро и каждый вечер скалятся на нее.
– И никто ни разу не пришел мне на помощь, ни ты, ни Роксана, ни Йезад… А теперь… я просто не знаю… такая безысходность…