Джарвис, наш шеф, по чистой случайности в этот самый момент как раз спускался по лестнице. И я невольно подметила, что Труди слегка повысила голосок. Чтобы, значит, Джарвис ни словечка не пропустил.
Проходя мимо, шеф одарил Труди лучезарной улыбкой. Я же испытывала почти непреодолимое желание залепить Труди первосортную оплеуху.
Так вот, в то утро, упрашивая Труди приглядеть за офисом, я вновь боролась с тем же искушением.
— Ты обязательно справишься, — обнадежила я ее. — Я в тебя верю!
Мой вотум доверия отнюдь не привел Труди в восторг.
— Ну ладно, постараюсь, — наконец снизошла она.
И вот теперь, замерзая на ветру перед запертой дверью, я сообразила, что неверно истолковала последнее замечание Труди. Люди никогда не говорят: "Я постараюсь", если сомневаются в своем успехе. Так говорят, когда знают, что потерпят неудачу.
— Ну, Труди, ты и свинья! — процедила я, открывая сумку, куда бросила связку ключей, после того как заперла машину. Уж поверьте, в жизни бы этого не сделала, если б знала, что дверь офиса окажется на замке. Ибо бросить что-нибудь ко мне в сумку — все равно что швырнуть в черную дыру.
Ключи, очевидно, засосало в какой-нибудь параллельный мир, поскольку в сумке их как будто не было. Я принялась методично перебирать барахло, награждая Труди всеми известными мне ласковыми эпитетами. А конечности мои тем временем тихонько себе синели.
Когда ключи все-таки отыскались, разнообразия ради я уже перешла на простенькие словечки вроде "дура" и "тупица". А войдя внутрь, ничуть не взбодрилась.
На моем столе лежал сложенный пополам листок, должно быть вырванный из блокнота в жуткой спешке: сверху отсутствовало добрых два сантиметра. На бумажке печатными буквами было написано: "С. Р.".
Выведя столь теплое приветствие, Труди, вероятно, сильно утомилась. Так или иначе, текст записки уже не был написан печатными буквами. Крупным, размашистым, знакомым до боли почерком Труди было нацарапано:
"Позвонил клиент, хотел, чтобы ты показала объект по адресу: Саратога, 1422. Тебя не было, вот я и решила выручить. Скоро вернусь. Труди".
В конце имени, как водится, красовалось изящное сердечко. Впрочем, на сердечко я не обратила внимания, поскольку пристально смотрела на второе предложение, отлично понимая, что Труди решила вовсе не "выручить" меня, а попросту прибрать к рукам мои комиссионные.
Надо сказать, она и раньше перехватывала клиентов. Барби Ландерган не раз жаловалась, что Труди таскает у нее со стола заявки. А Шарлотта Аккерсен, которая редко отзывается о людях дурно, именовала Труди не иначе как "эта вороватая сучка".
Якобы стремясь услужить, Труди увела нескольких клиентов, которые пришли в агентство конкретно к Шарлотте, Барби или ко мне. Но когда мы трое взывали к справедливости, Джарвис неизменно отвечал, что, дескать, он находит Труди очень "вдохновляющей". Правда, я заметила, что осмотрительная Труди ни разу не отбила ни единого клиента ни у Джарвиса, ни у его жены Арлин.
Так что дурочкой ее не назовешь.
Однако оставить эту писульку было верхом наглости. Мало того, что увела моего клиента, так еще и похваляется этим!
А комиссионные от продажи объекта, который Труди упомянула в записке, это вам не кот начихал. Кирпичный особняк в колониальном стиле, расположенный в одном из наиболее престижных районов Луисвиля, номер 1422 по улице Саратога тянул на двести пятьдесят тысяч долларов. Заявлен в продажу дом был на многовариантной основе, — иными словами, любой риэлтор, работающий в любом агентстве в системе альтернативных продаж, имел право его продать, поделившись, правда, комиссионными с агентом, заявившим дом в продажу. Но и при всем том в случае успеха мой доход составил бы восемь тысяч долларов!
Пару раз я показывала дом, поэтому знала, что его владельцы перебрались в другой штат и особняк пустует уже довольно давно. Первоначально он был заявлен в продажу небольшим агентством вроде нашего. Владельцы особняка подписали стандартное соглашение, наделяя агентство правом продажи их дома в течение полугода. Большинство домов за такой срок продаются, но этот, увы, нет. На мой взгляд, потому, что хозяева слегка — этак тысяч на двадцать — переборщили с ценой.