— Я говорю правду, — растерялся Франтишек. — Я действительно со всеми лажу. Ну, в общем-то все нормально…
— В общем все нормально, в общем все нормально, — повторил Мэтр Кубелик уже с некоторым неудовольствием. — И за все это время у вас ни с кем не было никаких конфликтов? Да вы вспоминайте, вспоминайте, я ведь не спешу.
Франтишек с трудом сглотнул слюну. Какие там правила игры, никаких правил ему никто не предложит. Это игра в правду, но только без всяких правил.
— Однажды, — выдавил он, — однажды я по недоразумению столкнулся на гастролях в Братиславе с паном Кокешом…
Режиссер Кубелик отрицательно махнул рукой и не дал ему договорить.
— Вы полагаете, у меня склероз? Ведь мы тогда этот инцидент с Кокешом разрешили вместе. Я имею в виду нечто большее, некий обмен мнениями, длительный спор или что-нибудь в этом роде.
— Значит, так, — упавшим голосом начал Франтишек, — я оскорбил пана Цельту. На сцене была страшная спешка, нервы не выдержали, мы сильно опаздывали с установкой декораций, вот я вроде бы…
— Вот-вот! Наконец-то, — произнес помощник директора драматической труппы тоном следователя, добившегося-таки от подозреваемого признания, — вот мы и сдвинулись с места. — Он откинулся на высокую спинку своего кресла, возможно помнящего еще самого Тыла и Строупежницкого, и уселся поудобнее. — Сейчас я вам кое-что прочту. Тут у меня ваше заявление в институт и характеристика. Все равно вам пришлось бы с ней ознакомиться и поставить подпись свою, что вы с ней согласны, но товарищи из отдела кадров по некоторым соображениям передали ее сперва мне. Слушайте внимательно.
«Товарищ Франтишек Махачек, — начал Мастер Кубелик, монотонно, как обычно, когда читал официальные документы, — был принят в наш театр на должность монтировщика сценических построений в 1969 году. Товарищ Махачек происходит из мелкобуржуазной семьи, и воспитание, полученное от родителей, явно отражается на его гражданских и политических взглядах. Он не участвует в общественной жизни, имеет сильные тенденции к нарушению трудовой дисциплины, на коллектив влияет отрицательно. Его взглядам соответствует и выбор личностей, с которыми Махачек поддерживает дружеские отношения, среди которых имеются антиобщественные элементы и особы, нелегально покинувшие нашу Республику. Из всего вышесказанного вытекает, что товарищ Махачек занимает по отношению к нашему социалистическому строю враждебную позицию, и потому его просьбу о принятии в высшее учебное заведение я не поддерживаю». Подпись: Богумир Цельта.
Мэтр Кубелик, дочитав документ, поднял голову и испытующе поглядел на Франтишека. Франтишек сидел на своем стуле так, словно находился на ринге, где только что провел шестой раунд матча на звание чемпиона мира с Кассиусом Клеем — он же Мухаммед Али, — и сейчас затаив дыхание ждет, пока кто-нибудь бросит наконец на ринг белое полотенце.
— Ну, что вы на это скажете?
Франтишек не сказал ничего, только сглатывал слюну и чувствовал, как по его глотке разливается влажное тепло. Видимо, Мухаммед Али, несмотря на капу, все-таки вышиб ему передние зубы. Нет, такого подарочка Франтишеку не переварить.
Но тут перед ним, поднявшись во весь свой могучий рост, встал замдиректора театра и директор драматической труппы Мэтр Кубелик. В его руке не было белого полотенца, которым он мог бы закончить неравную схватку Франтишека с черной судьбой. Совсем наоборот. Он ударил в гонг и вытолкнул Франтишека на ринг, в следующий раунд.
— Так-так! Знаете, Махачек, как мы поступим? Это свинство я отошлю обратно, вместе с приказом, чтобы характеристику на вас продумал и написал пан Кадержабек. Он на следующей неделе возвращается из больницы. Ведь Кадержабек вас знает лучше, чем Цельта. Ваше мнение?
И Франтишек кивнул и опять сказал «да». Сказал, что его мнение положительное, а потом, словно загипнотизированный взглядом человека, который в свое время поставил не только «Белую болезнь» и «Разбойника», но и «Мать» и «Дело Макропулоса», и из каждой из этих пьес почерпнул нечто существенное для себя лично, поднялся и, пятясь задом, выбрался спиной вперед из дверей кабинета.
— А на будущее запомните, услышал он трубный глас, летящий следом, горячность до добра не доводит. Вы можете думать, что вам угодно, но орать об этом в голос не следует. У меня нет никакого желания через полгода увидеть вас снова здесь!
Франтишек осторожненько притворил за собой дверь, от великой благодарности испарившись как дым. Секретарша распахнула окно, и сквозняк вынес его на улицу.