Стало тихо, Медер молча глядел на Чоро.
— Что же ты молчишь? — спросил Чоро. — Может быть, мне не стоило лезть в драку?
— Стоило, брат. Ты не переживай, что побили. За одного битого сколько небитых дают…
— Ты знаешь, — еле заметно улыбнулся Чоро, глядя на фотографию Сагынай, — я бы тебе, наверное, не доверился сразу, если бы ты не доверил мне свою тайну. Ведь ты не каждому это говоришь, а? А мне сказал.
Медер потушил сигарету и сказал, вставая с кресла:
— Ты отдыхай, я похожу перед сном. А девочку… — Медер замешкался, посмотрел на Чоро и уже вполне серьезно сказал: — А девушку свою можешь пригласить завтра, съездим в горы, отметим день рождения Сагынай…
Медер подошел к парадному входу театра.
Афиша возвещала о премьере спектакля «Нефертити»[3].
В фойе театра было пусто, буфетчица убирала со столиков, у вешалки, за стойкой, дремала гардеробщица.
Медер шел, стараясь не нарушить вестибюльный покой.
Открыв двери, он попал в привычный полумрак зала, шел спектакль. Фараон Эхнатон и Нефертити сидели на циновках, покрытых мягким и расцвеченным вавилонским ковром.
— Нафтита! — сказал фараон, пригубив вино. — Человек бывает счастлив?
— Если беден.
— А если богат?
— Никогда!
— Если могуществен?
— Только любовь его делает счастливым.
— И еще способность удивляться. Фараон лег на спину, положив голову на колени царицы. — По свидетельству мудрых, Нафтита, в давние времена случались удивительные происшествия. Это сейчас ничему не дивятся люди. Они привыкли ко всему… Так вот, в те далекие времена, когда в Кеми жили люди, способные удивляться, некий житель пустыни встретил говорящего льва.
Царица усмехнулась.
— Этот лев не очень пришелся по нраву человеку. И человек сказал; «Уступи дорогу!». Он сказал: «уступи», а разве не было дороги слева и справа, сзади и спереди? В пустыне, где песок, везде дорога. Снова повторил человек: «Уступи!». Задумался лев.
Фараон потянулся за бокалом, отпил глоток.
— Ты знаешь, что было дальше?
— Нет, — ответила царица.
— Догадайся.
Она запрокинула голову:
— Лев съел путника?
Фараон молчал. Царица думала над разгадкой…
Они встретились у выхода.
— Ты одна? — спросил Медер, обнимая Сагынай за плечи.
— Одна, — ответила Сагынай. — Никому не хотела отдавать твой билет. Зато смотрела за двоих. Тебя видела у дверей.
— Позвала бы.
— Тебе было не до меня, — улыбнулась Сагынай. — Ты не сводил глаз с царицы.
— Я глядел на нее, а видел тебя.
— Я так и подумала и решила не отвлекать…
Медер погладил ее мягкие волосы, поцеловал в щеки.
— Так что же все-таки стало со львом и путником? — спросил Медер.
— А как по-твоему?
— Я думаю, что лев оскорбился, ведь путник унизил его царское достоинство…
— Нет, фараон имел в виду другое.
Он сказал, что его враги порою ему кажутся подобием того льва.
— Казалось бы, все наоборот, ведь лев — это сила и символ власти.
— Фараон был счастлив: он был любим самой красивой женщиной на свете и имел самых сильных и достойных врагов.
— Врагов для полного счастья, — шутливо подтвердил Медер. — А я совсем по-другому воспринял притчу.
— Как? — спросила Сагынай.
— Путник и лев — человек и природа.
— Ну ясно, у кого что болит…
— На самом деле, что стоило путнику обойти благородного, терпеливого льва? — Медер вопросительно вскинул руки. — Так нет же — «уступи!» И все из-за чего? Из-за тщеславия, что есть в натуре человека. «Уступи!» Он должен чувствовать себя покорителем, а не равным — это, видишь ли, человека недостойно.
— Ты неисправим, Медер. Тебе, наверное, снятся только экологические сны: человек и природа? — улыбалась Сагынай.
— Нет, Сагынай, мне снишься ты.
— Ты все воспринимаешь со своей колокольни…
Медер хотел было сказать что-то, но она опередила его.
— А я со своей, — смущенно и лукаво произнесла она, — за двенадцать лет супружества Нефертити родила шестерых детей и осталась царицей красоты. Неужели это достижимо?
— Наверное, раз об этом пишут историки…
— Но как?
— Ну, для начала, наверное, надо выйти замуж. — Они посмотрели друг на друга и засмеялись.
Они шли, взявшись за руки, мимо бетонных оград, за которыми находились железнодорожные пути. Рядом был вокзал. Пыхтя и выпуская пары, маневрировал паровоз, дробно постукивая по рельсам.
Утром следующего дня Медер шел на работу по широкому бульвару. Время от времени по тенистым аллеям, где раскинули кроны вековые дубы и кряжистые карагачи, пробегали, распушив рыжие хвосты, юркие остроухие белки.