— Чего? — спросил Алимардан грубо, после, узнав председателя, накинувшего от дождя на голову бекасамовый чапан, повторил мягче: — Что вы хотели?
— Вы уезжаете? — крикнул председатель. — Оставайтесь, дорога плохая! Завтра поедете.
Алимардан и не думал уезжать, не для свадьбы он ехал в такую даль! Ему надо было разыскать дом Мукаддам, сидя в машине, он размышлял как раз об этом.
— Стоит ли оставаться? — сказал он между тем, делая вид, что колеблется. — Завтра у меня дела…
— Дела подождут! — председатель улыбнулся. — Сейчас вас Шадывай отвезет к себе домой, переночуете, а утром и в дорогу!.. Сейчас! — крикнул обрадованно председатель и убежал в дом. Вернулся он тут же с тем самым парнем, который приходил к Алимардану в ресторан.
Алимардан отворил дверцу. Шадывай тяжело сел на сиденье и начал отряхивать пыль с одежды.
— Эге, как беснуется ветер, пыль до неба поднялась! — пробормотал Шадывай, показывая Алимардану серые от пыли брюки и рукава праздничного костюма. — Ну что, поехали? Направо сейчас.
Алимардан с раздражением покосился на то, как пассажир обивал с себя пыль в машине. Но сдержался, ничего не сказав. «Что поделаешь, кишлачный народ, не понимают ничего!.. Должно быть, и муж Мукаддам из таких же недотеп…»
При мысли о том, что, возможно, через несколько минут он увидит своего дорогого мальчика, сердце у Алимардана стало биться гулко и часто. «А может быть, я и увезу его, если удастся… Может, ее мужу не нужен чужой ребенок, своих будет, как маку… Отдадут! Не отдадут — тайно увезу, украду. Уеду с ним куда-нибудь в район, пусть ищут!.. Что, разве я не имею права?…»
Алимардан осторожно вел машину по узеньким — ослу пройти только — улочкам кишлака, машину трясло на выбоинах. Шадывай то и дело указывал ему куда сворачивать. Брехали собаки.
Маленькие, как бы затерянные среди скал и утесов глиняные домишки испуганно притихли и затаились. В окнах не светилось ни одного огня, словно кишлак вдруг вымер.
Снова сверкнула молния, осветив рваные, врезавшиеся в небо вершины, тут же рассыпался, долго, оглушительно грохоча, гром. Затем вспышки и раскаты стали следовать один за другим, словно скалы обваливались на кишлак.
— Ого, разбушевалась стихия! — сказал Алимардан нарочно веселым голосом, пытаясь отвлечься.
— Это еще что, уважаемый гость! — ответил торопливо Шадывай. — У нас тут такие грозы бывают в эту пору, легче оглохнуть, чем такое слушать! Страху натерпишься…
О ветровое стекло застучали редкие капли, потом хлынул ливень. Дорогу совсем не стало видно, машина шла, как по морю, шелестя колесами в понесшемся по улицам потоке.
— Не знаешь, где дом Кабира? — собравшись с духом, спросил Алимардан и, почувствовав, как задрожал у него голос, разозлился на себя. — Агронома Кабира?
— Вы говорите про лесовода нашего? — удивленно спросил Шадывай. — Здесь, как раз на этой улице, в конце. А вам зачем?
— Я хочу заехать к нему, — хрипло, изо всех сил стараясь быть естественным, сказал Алимардан. — Мы старые друзья, давно не виделись…
— Да полноте, уважаемый гость! — взмахнул рукой и улыбнулся Шадывай. — Сегодня вы сделайте честь моему дому, будьте гостем. А завтра к Кабиру.
— Да нет, поедем сейчас! — решительно сказал Алимардан и замолчал. От волнения у него дрожали руки и пересохло в горле.
Они проехали мимо магазина, выделявшегося среди домов поселка белеными стенами, потом Шадывай коснулся локтя Алимардана.
— Здесь, домулла! Мы приехали!
Алимардан мгновенно выключил мотор, остановив машину на подъеме, и вышел. Он сразу промок до нитки и стал дрожать.
— Идемте, пожалуйста! — закричал Шадывай. — Оставьте машину, пойдемте в дом.
Снова блеснула молния, осветив узкую улочку.
— Вот он сам, легок на помине! — прокричал Шадывай. — Вот он идет, домулла! Вон сам Кабир!
При новой вспышке молнии Алимардан увидел подходившего к калитке человека, на поводу он вел лошадь. Шадывай поспешил Кабиру навстречу, поздоровался с ним за руку. Алимардан услышал, как Шадывай, заканчивая какое-то объяснение, произнес:
— Вот он и сам, ваш гость из Ташкента.
Переборов в себе страх и раздражение, Алимардан шагнул навстречу хозяину дома. Его мучил болезненный интерес к нему.
Они столкнулись перед воротами, под стрехой которых висела неяркая лампочка. Пожимая протянутую ему жилистую руку, Алимардан всматривался в Кабира. У того было узкое сухое лицо, тонкие усы над сочными губами, небольшие, в нависших веках глаза. Он улыбнулся — блеснула полоска очень белых мелких зубов. То ли от грубых сапог, то ли от плаща его шел какой-то противный запах, похожий на запах рыбьего жира. Алимардана замутило.