— Кто?
— Дура!
— Да пошла ты, Порция!
— Послушай-ка, Зора, умный совет. Брось ты все это, пока дело не зашло слишком далеко.
— Порция?
— Что? — откликнулась Порция, оглядывая мою квартиру с таким видом, будто собиралась снять ее.
— Знаешь, в чем твоя беда?
— Где мне? Скажи, пожалуйста.
— Ты неисправимый скептик, никому, кроме себя, не веришь и считаешь главным то, что не имеет никакого значения.
— Ах, вот оно что! Так вот что я тебе скажу, Зора. А ты — неисправимая мечтательница. Витаешь в облаках, но думаешь, что все знаешь. Хотя полы у тебя потрясные!
— Это онделал.
Она и бровью не повела и продолжала все осматривать. Честно говоря, я люблю Порцию, как сестру, но иногда сама не понимаю, почему мне так хочется услышать от нее похвалу.
— В спальню не ходи, там пол еще не просох.
Она обернулась.
— Ну, он хотя бы не из тех, кто живет со своей мамочкой, а?
— Да нет, у него своя квартира, — ответила я, хотя ничего не знала о нем. Впрочем, он не производит впечатление маменькиного сыночка.
— Ну ладно, и на том спасибо. Многие мужики держатся за мамочкину юбку, а на тебя ни копейки не хотят потратить. Беда с ними! Ну, а как выглядит его квартира? Мебель новая или старая?
— Не забегай вперед! Я у него еще не была. Ведь я только что с ним познакомилась.
— Это очень важно. Может, он в стесненных обстоятельствах. Ты же знаешь, как бывает. Днюет и ночует у тебя, а к себе не приглашает. Он женат? Конечно, скорее всего.
— Да послушай! Он только собрал мне стерео, повесил полки и установил кровать.
— А вы уже трахались?
— Нет, но я бы хотела. Понимаешь, мы оба как будто вспыхнули. Я чувствую, что нравлюсь ему, и хотя старалась ничего такого не показывать, но он тоже знает, что нравится мне. Ты же понимаешь, такое всегда ясно без слов.
— У тебя слишком разыгралась фантазия, Зора. А какая у него машина?
— Да откуда мне знать?
— Наверное, пешком ходит, как почти все, кто живет в Бруклине.
— Порция, да и в Нью-Йорке не у всех машины. У тебя самой нет, так что придержи язык.
— У тебя найдется что-нибудь выпить? Все-таки надо отметить твой переезд. А квартирка у тебя ничего. Моя по сравнению с ней — помойка.
Я налила ей стакан сока.
— Неужели у тебя нет ничего покрепче?
— Можно сбегать в магазин, если ты хочешь выпить.
— У меня нет времени: вечером свидание. Просто хотела глянуть на твои новые апартаменты.
— Ты увидишь его, Порция. Он такой красивый! И такой черный, будто его окунули в шоколад.
— Опять за свое! Ты даже не знаешь, способен ли он содержать тебя, а уже мечтаешь о нем. Неужели тебе не надоели все эти романы и любовь с первого взгляда? Ну так и живи в райских кущах. Разве не то же самое ты несла, когда познакомилась с Дилоном и с этим, как бишь его, беднягой Перси! Может, я ошибаюсь?
— То было совсем другое, я ошиблась.
— Ну а здесь еще рано говорить. Так что не спеши с выводами.
— А я и не спешу; пока ничего не произошло.
— Ты так ничему и не научилась.
— Если ты имеешь в виду, что я должна притворяться равнодушной, когда все совсем наоборот, то, наверное, ты права, мне этому не научиться. Разве ты не знаешь, как редко встречается мужчина, который заставляет тебя трепетать?
— Все это так, но не стоит прыгать с корабля, если тебе только кажется, что он может утонуть. Ты понимаешь, что я хочу сказать, дорогая. Прошу тебя, будь осторожнее. Надеюсь, ты придешь позавтракать в следующее воскресенье. А это выбрось из головы. Ну кто он такой? Строитель? Боже, неужели во всем Бруклине не найдется никого, кроме строителя?
— Тебе, Порция, следовало бы лучше знать людей.
— Не мели чушь, Зора. Кругом столько юристов, врачей, бухгалтеров, любых профессионалов. Я уж не говорю о тех, кто был бы полезен для твоей карьеры. А без таких, как известно, в этом мире не обойтись.
— Эли только что свел меня с преподавателем вокала.
— Ты говоришь об этом педике, с которым ты познакомилась в Блумингдейле?
— С чего ты взяла, что он голубой?
Порция засмеялась:
— Да они наверняка любовники, потому Эли и рекомендовал его.
— Брось, Порция. К твоему сведению, у него хорошая репутация, и он оказал мне честь, согласившись заниматься со мной. Среди его учеников известнейшие люди. — Я не хотела говорить ей, что послала Реджинальду свою кассету и он отозвался обо мне как о талантливом авторе песен и сказал, что голос у меня сильный и обладает огромными возможностями. Однако он не мог начать заниматься со мной до Дня Труда.
— Ох-ох-ох, мне позарез надо в ванную. Кажется, у меня началось. — Она пошла в ванную и закрыла за собой дверь. Через несколько минут она вернулась; у нее было странное выражение лица, в руке она держала пузырек с лекарством.
— Что это такое? — спросила она.
Черт побери! Могу поклясться, что основательно запрятала эти таблетки. Что лучше — притвориться дурой или начать молоть чушь? И чего ради она рылась в моей аптечке?
— Что это такое?
— Фенобарбитал, Зора.
— Ах, это!
— Я искала тиленол от судорог и решила, что это болеутоляющее, но, похоже, это совсем не то. Я думала, что говорила тебе.
— Говорила что?
— Что у меня эпилепсия.
— Что?
— Ты же слышала.
— Ты хочешь сказать, что у тебя бывает пена на губах, ты падаешь и делаешь под себя?
— Ну, не совсем так. Обычно у меня судороги, а потом я теряю сознание.
— Что за чушь ты несешь, Зора? Ты что, дурачишь меня?
— Да нет, это правда.
— Черт побери, мы знакомы уже больше двух лет, и я ни разу не видела, чтобы у тебя были припадки.
— Потому что у меня их не было уже четыре года.
— Да почему же ты мне раньше не сказала? Ведь я должна знать, что делать, случись это с тобой, скажем, в баре. Да брось ты мне мозги пудрить, Зора. Я же серьезно. А я-то думала, что я твоя лучшая подруга.
— Так и есть, но не кричать же мне об этом на всех перекрестках.
— Но мне-то ты об этом могла сказать!
— Ну ладно, теперь ты знаешь и, пожалуйста, держи язык за зубами.
— Так ты ничего не говорила ни Марии, ни этой старой заднице Клодетт?
— Нет.
Она удовлетворенно улыбнулась.
— Можно тебя спросить? Если вдруг с тобой произойдет это, как я об этом узнаю?
— Поверь, узнаешь.
— Ну, а что я должна делать?
— Порция, мне неохота об этом говорить.
— Видишь ли, у моего кузена были припадки, правда, очень частые, так, представь себе, он не мог учиться даже в младших классах. Ну, может, мне надо носить с собой ложку или булавку на всякий случай?
— Порция, я же говорю тебе, у меня не было припадков четыре года.
— Поняла, но вдруг они повторятся?
— Не думаю.
— Ну и дела, Зора. А я-то считала, что знаю тебя.
— Так и есть, но теперь знаешь еще больше.
— Конечно, у каждого своя болячка. Вот у меня уже началось второй раз за месяц, дорогая. Не одно, так другое, да? Ну ладно, побегу. — Она поднялась, и я пошла проводить ее.
— Можно пригласить на этот завтрак Марию и Клодетт?
— Марию пожалуйста, она баба — что надо, а Клодетт пусть сидит дома со своим распрекрасным муженьком и головастым младенцем. Ума не приложу, что он нашел в ней. Вот если б я встретила его раньше, чем она, она бы и по сей день куковала одна. — Уже закрывая дверь, Порция снова посмотрела на меня и бросила на прощанье: — Зора, шутки в сторону. Хватит с тебя неудачников, девочка. Не вешай себе на шею еще одного.
Мы расцеловались. Вообще-то Порция права, но Фрэнклин — не из тех. Я была в этом уверена.
Я устала от возни с вещами, но спать не хотелось. Была всего половина девятого, но мне не хотелось смотреть телевизор, и я переставляла картины с места на место. Как я ни пыталась отвлечься, перед глазами у меня стояли большие руки Фрэнклина. Каждый раз, проходя мимо двери, я беззвучно молилась: ради Бога, подойди к двери и позвони. Но звонка не было. Пожалуйста, думай обо мне так же много, как я о тебе. Мои голые ступни скользили по полу и дрожали при одной мысли о нем. Я так и видела капли пота у него на лбу. Наконец я присела на диван, и тогда он вошел, сел рядом, положил мою голову себе на плечо и прошептал, что только меня и искал, что только меня ему не хватало всю жизнь. Моя голова скатилась с подушки, и я очнулась от грез. Вскочив с дивана, я застыла посреди комнаты. Господи! Не сидеть же так всю ночь напролет! Можно спятить от этих мыслей! Я позвонила Марии и пригласила ее в кино.