Он стал таким… респектабельным. И задыхался от этого.
Потом Мокрист вспомнил сегодняшнее утро и улыбнулся. Да, он застрял, но темное братство ночных форточников всегда считало здание Почтамта особенно сложным объектом. И, кроме того, он все-таки выкрутился из трудной ситуации. Как ни посмотри, это была победа. Там, на стене, Мокрист ощущал себя живым, настоящим. Когда не трясся от страха, конечно.
Громкий топот в коридоре подсказал ему, что Глэдис несет утренний чай. Она вошла склонив голову, чтобы не задеть макушкой дверной косяк, и с тяжелой грацией массивного, но весьма ловкого существа поставила на стол чашку и блюдце так, что они даже не звякнули.
- Карета Лорда Ветинари Ждет, Сэр.
Мокрист был готов поклясться, что даже голос у нее уже не такой низкий, как прежде.
- Чего ждет? Я с ним встречался час назад!
- Ждет Вас, Сэр, – Глэдис присела в реверансе, а когда голем присаживается, пусть даже в реверансе, грохот все равно такой, будто сломался стул.
Мокрист выглянул из окна. Действительно, у Почтамта стояла черная карета. Рядом с ней спокойно покуривал кучер.
- Он сказал, что у меня назначена встреча? – уточнил Мокрист.
- Кучер Сказал, Ему Приказано Ждать, – ответила Глэдис.
- Ха!
Глэдис опять сделала реверанс и вышла.
Когда дверь за ней захлопнулась, Мокрист снова уставился на свой лоток "Входящие". Верхний документ был озаглавлен "Протоколы совещаний комитета по доставке на короткие дистанции", хотя выглядел при этом очень длинным.
Он взял чашку с чаем. По кругу бежала надпись: "НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО БЫТЬ СУМАСШЕДШИМ ЧТОБЫ РАБОТАТЬ ЗДЕСЬ НО ЭТО ПОМОЖЕТ!" Он уставился на нее, потом рассеянно взял жирный черный карандаш и поставил запятые после "сумасшедшим" и "здесь". А еще зачеркнул восклицательный знак, его раздражала маниакально-радостная веселость надписи. Она как будто говорила: "Не Обязательно Быть Сумасшедшим, Чтобы Работать Здесь. Мы Позаботимся, Чтобы Ты Сбрендил!"
Он заставил себя приняться за "Протоколы", но вскоре осознал, что из чувства самосохранения пропускает целые абзацы.
Потом начал читать "Еженедельные отчеты региональных офисов". Потом – "Отчет медицинского комитета о несчастных случаях", занимавший, казалось, целые гектары покрытой словами бумаги.
Время от времени он поглядывал на кружку.
В 11-29 его настольные часы издали предупредительный "дзынь". Мокрист встал, задвинул кресло под стол, подошел к двери, в уме досчитал до трех, открыл ее и сказал "Привет, Несмышленыш" вошедшему старому коту. Потом мысленно сосчитал до девятнадцати, пока животное совершало свой ежедневный обход комнаты, сказал вслед коту "Адью, Несмышленыш", закрыл дверь и вернулся за стол.
"Ты открываешь двери для престарелого кота, давно забывшего, как обходить препятствия, - думал он, снова устанавливая время сигнала на часах – И делаешь это каждый день. Разве люди в здравом уме так себя ведут?" Конечно, жалко старичка, который способен несколько часов стоять, упершись головой в кресло, пока мебель не уберут с дороги, но теперь именно ты каждый день двигаешь для него это чертово кресло. Вот до чего доводит людей честный труд.
Да, но нечестный труд чуть не довел тебя до виселицы! – возразил он сам себе.
Ну и что? Казнь занимает всего пару минут. А заседание Комитета пенсионных выплат тянется бесконечно! Какая невыносимая скука! Теперь ты с ног до головы опутан почти-золотыми цепями!
Мокрист снова подошел к окну. Кучер жевал печенье. Заметив Мокриста, он дружелюбно помахал рукой.
Мокрист отпрыгнул от окна, поспешно уселся за свой стол и пятнадцать минут подряд подписывал заявки по форме FG/2. Потом вышел в коридор, одним концом открывавшийся прямо в главный зал Почтамта, и уставился вниз с балкона.
Когда-то Мокрист пообещал вернуть пропавшие люстры Почтамта, и вот теперь они обе висели на своих местах, поблескивая огнями, как небольшие звездные системы. Длинный прилавок из ценных пород дерева сверкал во всем своем полированном великолепии. Снизу доносился гул активной и, по больше части, плодотворной работы.
Он, Мокрист, добился своего. Все работало. Почтамт жил. А веселье исчезло.
Он спустился вниз, прошел через сортировочные, забрел в раздевалку почтальонов, где угостился густым и черным, как смола, чаем, потом побродил по каретному двору, путаясь под ногами у занятых делом людей, и, наконец, вернулся в свой кабинет, согнувшись под гнетом рутины.
Как бы случайно выглянул в окно. Почему бы и нет? Каждый имеет право глядеть в окно, если хочет. Кучер обедал! Обедал, черт его возьми! Установил на тротуаре свой складной стул и обедал за раскладным столиком! Пожирал свиной пирог, запивая пивом! Даже скатерть постелил!
Мокрист сбежал по главной лестнице, топая по ступеням, как безумный чечеточник, и выскочил на улицу через высокие двойные двери. Пока он торопился к экипажу, обед, скатерть и стул были мгновенно убраны в некий неприметный ящичек, и вот уже кучер стоит, улыбаясь, у гостеприимно распахнутой дверцы кареты.
- Послушайте, в чем дело? – требовательно спросил запыхавшийся Мокрист. - У меня нет времени…
- А, мистер Губвиг! - раздался из кареты голос лорда Ветинари. – Садитесь. Хаусман, готовьтесь к отбытию, миссис Мот ждет нас. Ну же, мистер Губвиг! Я вас не съем. Только что отобедал вполне приличным бутербродом с сыром.
Ну что такого плохого, если он просто получше разузнает, в чем дело? Человек, задавшийся подобным вопросом, неизбежно наживет себе неприятности. По размеру набитых впоследствии шишек этот вопрос уже многие сотни лет был абсолютным чемпионом, оставляя далеко позади популярные изречения типа "Да что со мной будет, если я возьму всего одну штучку" и даже "Ничего не случится, если не целоваться в губы".
Мокрист забрался в карету. Позади щелкнула дверь, и он резко обернулся.
- О, перестаньте, – сказал лорд Ветинари. – Она не заперта, мистер Губвиг, она просто закрыта. Возьмите себя в руки!
- Чего вы хотите от меня? – потребовал Мокрист.
Лорд Ветинари приподнял бровь.
- Я? Ничего. Чего вы хотите?
- Что?
- Ну, это же вы сели в мою карету, мистер Губвиг.
- Да, но мне сказали, что она стоит у Почтамта!
- А если вам скажут, что она чёрная, вы тоже почувствуете необходимость предпринять что-нибудь в связи с этим? Дверь – там, мистер Губвиг.
- Вы простояли здесь все утро!
- Улица – общественное место, дорогой сэр, – заметил лорд Ветинари. – А теперь, садитесь. Хорошо.
Карета дернулась и поехала.
- Вы обеспокоены, мистер Губвиг, – заметил Ветинари. – Вы утратили осторожность. Жизнь потеряла свою прелесть, да?
Мокрист промолчал.
- Давайте поговорим об ангелах, – предложил Ветинари.
- А, это, – горько сказал Мокрист. – Об этом я знаю. Наслышан, спасибо. Вы просветили меня, после того как повесили…
Ветинари снова приподнял бровь.
- Почти повесили, как вы догадываетесь. На волосок от смерти.
- Неважно! Меня вздернули! И знаете, что было самым ужасным? Обнаружить, что "Глашатай Танти"[1] посвятил мне всего два абзаца! Два абзаца на целую жизнь, полную гениальных, изобретательных преступлений, совершённых, это важно, без всякого применения насилия! Я мог бы стать образцом для молодежи! Но нет, первую страницу посвятили какому-то малограмотному "убийце по алфавиту", который одолел только буквы "А" и "Ф"!
- Ладно, признаю, редактор, похоже, считает настоящими преступлениями только те, чьих жертв находят не менее чем в трех переулках сразу. Такова цена свободы слова. Но разве не на руку нам обоим, что Альберт Блестер покинул сей мир столь… неприметно?
- Я не ожидал, что загробное существование будет таким скучным! Мне что теперь, всю жизнь поступать только так, как велено?
1
Периодическое издание, которое славится подробным описанием убийств (особенно к'шмарных), судебных процессов, побегов, и вообще событий загадочного мира, обведенного меловым контуром на полу. Очень популярное.