– Спроси у Иван Иваныча.
Если провинившийся солдат оставался в воскресенье без увольнения, над ним посмеивались:
– Привет от Иван Иваныча!
А когда кто-нибудь из нас отправлялся в кладовку, или, говоря по-военному, в каптёрку, то непременно сообщал:
– Пойду к Иван Иванычу.
Потому что в "мирное" время, когда не было учений, когда не было тактической подготовки и занятий по самбо, Иван Иваныч хранился в ротной каптёрке вместе с солдатскими чемоданами и старыми гимнастёрками.
Впрочем, таких мирных дней не много выпадало на долю Иван Иваныча.
Однажды во время взводных учений рядовой Башмаков и рядовой Коркин получили приказ: захватить "языка".
"Языком", естественно, был Иван Иваныч. Башмаков и Коркин должны были разыскать его в густом кустарнике, снять с поста по всем правилам военного искусства и доставить затем в расположение взвода.
И вот когда "язык" был уже обнаружен и схвачен, выяснилось, что самое трудное ещё только начинается.
Тащить Иван Иваныча оказалось очень нелегко: как-никак, а весил он около восьмидесяти килограммов. Кроме того, шёл дождь и было темно.
– Ты берись за ноги, а я за руки, – сказал Коркин.
– Хорошо, – сказал Башмаков.
Так они протащили Иван Иваныча несколько метров.
– Нет, – сказал Коркин, – лучше ты берись за руки, а я за ноги.
– Хорошо, – сказал Башмаков.
Они протащили Иван Иваныча ещё несколько метров.
– Подожди, – сказал Коркин, – берись ты опять за ноги, а я за руки.
– Хорошо, – сказал Башмаков.
Он давно знал, что больше всего Коркин любил распоряжаться и командовать. Такой уж характер был у Коркина. Скверный характер.
Он и в казарме себя так вёл. Назначат их вместе пол мыть, Коркин скажет: "Ты, Башмаков, пока мой, а я пойду тряпок хороших поищу" – и уйдёт, и ходит где-то час целый, а Башмаков моет. Вернётся Коркин: "Как? Ты уже вымыл? А я тряпок так и не нашёл".
– Да что ты, Башмаков, на него смотришь? – говорили иногда солдаты. – Сказал бы ему пару ласковых слов.
– Да ладно… – отвечал Башмаков. – Чего там…
А тут, видно, никак Коркин не мог решить, каким образом выгоднее нести Иван Иваныча. Возьмётся за руки – ему кажется, Башмакову в ногах легче. Перейдёт в ноги – опять кажется, Башмаков доволен.
В общем, здорово они намучились, пока тащили Иван Иваныча. Иван Иваныч намок под дождём, ещё тяжелее стал. До расположения взвода уже рукой подать, а Коркин совсем выдохся.
– Привал, – распоряжается, – сделаем.
Остановился Башмаков, Иван Иваныча посадил под сосну, аккуратно прислонил к стволу.
– Потерпи, – говорит, – Иван Иваныч, уже немного осталось.
– Ему-то что! – говорит Коркин. – Ишь ты, вылупился! Кукла чёртова! Манекен проклятый!
Размахнулся да как даст Иван Иванычу по голове.
Иван Иваныч нелепо взмахнул тряпичными руками, перевернулся и плашмя упал на землю.
А Коркин ткнул его сапогом.
И тут вдруг Башмаков оттолкнул Коркина, бросился к Иван Иванычу, поднял его.
– Ты что? – поразился Коркин. – С ума сошёл?
– Не трогай его! – крикнул Башмаков. – Уйди!
Так и тащил Иван Иваныча один. Весь согнулся, а тащил. Восемьдесят килограммов всё-таки – шутка ли!
Коркин только плечами пожимал. "Не знал, – говорит, – что вы с ним родственники: одними опилками набиты".
Зато солдаты потом часто просили Башмакова: "Расскажи, Башмаков, как ты Иван Иваныча защищал!"
Очень уж нравилась им эта история.
Самая удивительная история
Однажды вызвал к себе Башмакова лейтенант Петухов и говорит:
– Мы вам, Башмаков, поручаем ответственное дело. Дело, можно сказать, государственной важности. Поедете в город вместе с начальником финансовой части, капитаном Беленьким. Охранять его будете. За деньгами поедете. Ясно?
– Так точно, – говорит Башмаков. – Ясно.
Взял он из пирамиды автомат, получил у старшины под расписку тринадцать патронов и пошёл в штаб. И из штаба, уже вместе с капитаном Беленьким, – на станцию. Видит – в руках у капитана Беленького чемоданчик, самый обыкновенный коричневый чемоданчик, даже потрёпанный слегка. Значит, за этим чемоданчиком и надо смотреть в оба.
На станции сели они в поезд и поехали в город.
А в городе пошли в банк. Все встречные люди с уважением смотрели на вооружённого Башмакова.
В банке капитан Беленький получил деньги, сложил их в чемоданчик, и они пошли назад, на вокзал.
Капитан идёт чуть впереди, Башмаков с автоматом – чуть сзади.
Пришли на вокзал, сели в поезд и поехали обратно.
А чемоданчик капитан Беленький положил себе на колени. Вернулись на свою станцию и пошагали в часть. Дошли до штаба, тут капитан пожал Башмакову руку и говорит:
– Ну, вот и всё. Спасибо.
– Пожалуйста, – говорит Башмаков.
Пришёл Башмаков в казарму, сдал старшине патроны, поставил автомат в пирамиду.
– Всё? – спрашивает старшина.
– Всё, – говорит Башмаков.
Так ничего и не случилось с Башмаковым в этот раз.
И это, пожалуй, было самое удивительное.
Как-то вечером возвращался Башмаков из увольнения. Было холодно, шёл дождь. Шинель Башмакова намокла, сапоги хлюпали по грязи.
"И угораздило меня тащиться сегодня в увольнение,- ругал сам себя Башмаков. – В этакую слякоть хороший хозяин и собаку не выпустит из дому…"
И только он так подумал, как услышал слабое повизгивание.
Башмаков наклонился и увидел в канаве возле дороги маленького щенка. Щенок ослаб и дрожал. Он пытался подняться, но лапы его разъезжались в разные стороны.
– Ах ты, бедняга, – сказал Башмаков.
Он поднял щенка, спрятал за пазуху и понёс в казарму.
Под шинелью щенок быстро согрелся и теперь слабо шевелился, устраиваясь поудобнее.
– Вот что, друг, – говорил Башмаков. – Если бы ты, допустим, был Башмаковым, а я, допустим, Тузиком, неужели ты бы не поступил так же? А?
Этими своими рассуждениями он старался приободрить себя, потому что уже догадывался, какое выражение лица будет у старшины роты, когда тот увидит щенка.
И он не ошибся.
– Ах, Башмаков, Башмаков, – сказал старшина.- Сколько же можно?
Башмаков молчал.
– Зимой вы отогревали в казарме воробья. Было такое?
– Было, – сказал Башмаков.
– Летом ежа выхаживали. Было такое?
– Так точно. Было, – сказал Башмаков.
– Между прочим, – продолжал старшина, – у нас казарма, а не зоосад или там уголок Дурова. И ни воробьям, ни ежам, ни собакам здесь жить не положено. Ясно?
– Так точно, – печально сказал Башмаков. – Ясно.
И тут щенок, которого он уже успел опустить на пол, проковылял к старшине и потёрся о его сапог.
– Как его хоть зовут? – спросил старшина.
– Тузик, – быстро сказал Башмаков.
Так Тузик остался жить в казарме. Он быстро привык к солдатам, и солдаты полюбили его.
Только одна беда – Тузика частенько приходилось прятать. Старшина больше всего боялся, что щенка увидит начальство. Однажды второпях Тузика спрятали в тумбочку к рядовому Домодедову. И пока дежурный по части осматривал казарму, Тузик успел съесть печенье, которое прятал у себя в тумбочке рядовой Домодедов. Домодедов очень огорчился и пошёл жаловаться старшине, но старшина сказал, что Тузик поступил совершенно правильно, потому что хранить печенье в тумбочке не положено.
– А хранить Тузика в тумбочке положено? – спросил Домодедов.
Но старшина ему ничего не ответил.
И хотя пока всё обходилось благополучно, старшину не оставляло беспокойство.
– Ох, Башмаков, – говорил он, – чует моё сердце, наживу я неприятностей с вашим Тузиком. В части со дня на день ждут генерала. Не дай бог, если Тузик попадётся на глаза генералу.