— Нет.
Он задумчиво улыбнулся. И указал на бумагу, лежавшую перед ним на столе и повернутую так, чтобы Элина могла прочесть.
— Ты подпишешь этот документ? Я выделяю тебе определенную долю.
— Я ничего не хочу, — сказала Элина.
— Но тебе же нужны средства. Ты должна принять от меня какую-то сумму.
— Нет, я…
— Элина, ты должна хоть что-то принять.
Она уставилась на бумагу, но она сидела слишком далеко и не могла видеть, что там сказано. И слишком была напугана, чтобы придвинуться ближе.
— Неужели тебя даже не интересует, о какой сумме идет речь? — спросил он.
— Мне ничего не нужно…
— Но ты можешь потом предъявить мне претензии. Как я могу тебе верить? Ты должна подписать, должна на это согласиться, и тогда… Вот — читай, — сказал он.
Он вежливо протянул ей бумагу. Элина пробежала глазами абзац за абзацем, неуклюже отпечатанные, с вычеркнутыми строками, пока не дошла до цифры. Там стояло — 1 доллар 98 центов. И ниже — место для ее подписи.
Элина рассмеялась.
— Да, это я подпишу, — сказала она.
Она делала вид, будто не замечает, как он смотрит на нее. Она оглядела стол в поисках ручки, приподняла какие-то бумаги, вдруг почувствовав себя совсем маленькой и потому неуязвимой. Марвин достал откуда-то ручку — возможно, из кармана, и бросил ее на стол.
Элина подписала документ.
Она протянула ему бумагу и встала, с улыбкой глядя на него, — сердце у нее так и стучало. А он с серьезным лицом, без всякой улыбки в ответ взял из ее рук листок.
— Ты действительно это подписала?.. — сказал он. И, не удержавшись, взглянул на бумагу — он ведь был человек дотошный, предусмотрительный.
— Да. Я же говорила тебе, что я…
— Нет, Элина, это была просто шутка. Это была шутка, — сказал он. — Но как ты могла это подписать — ты что, с ума сошла? Ох, Элина, это же была самая настоящая шутка, ты даже не прочитала — откуда ты знаешь, что ты подписывала? — Он пальцами взъерошил волосы и рассмеялся. — Присядь, пожалуйста. Садись же. Мне надо с тобой поговорить.
Элина медленно села, медленно опустилась все в то же кресло.
— Неужели ты так меня ненавидишь, что подписала документ, по которому тебе выделяется доллар девяносто восемь центов?.. — с грустью спросил он. — Ты хоть знаешь, сколько у меня денег?
Элина не могла заставить себя посмотреть на него. Пьянящее чувство облегчения, которое она испытывала всего минуту тому назад, исчезло, и теперь она чувствовала стыд, смущение. — Значит, ты действительно хочешь уйти, да? — спросил он. — И это правда — то, что ты говорила мне, что не общалась с ним? Что не собираешься выходить за него замуж? Что даже с ним не разговаривала?
— Я ведь уже ответила на этот вопрос, — еле слышно произнесла Элина.
— Так вот, все это была шутка, просто маленькая шутка, дорогая, и твоя подпись без свидетелей ничего не значит, — сказал Марвин, помахивая перед нею бумагой. — Но я, пожалуй, это сохраню. — Он положил листок в ящик и, ласково улыбнувшись Элине, сказал: — Ты разрешишь мне поговорить с тобой, дорогая? Пожалуйста, успокойся и не выгляди такой виноватой!
— Я вовсе не выгляжу виноватой, — возразила Элина.
— Нет, выглядишь, как все виноватые люди, ты смотришь мне прямо в глаза. И ты очень бледная. Ты что, думаешь, я стану тебя наказывать, буду судить тебя по законам справедливости, а не сострадания? Успокойся же, Элина. Я только хочу объяснить тебе, почему ты не можешь уйти от меня.
Элина ждала.
Некоторое время он молчал. Потом заговорил серьезно, медленно, внушительно. Рассеянным жестом он провел рукой по седой щетине на подбородке, словно пытаясь что-то додумать, не будучи уверен в себе.
— …Прежде всего ты понимаешь, что я в любой момент мог подослать людей, чтобы убить его. Это было в моих силах. А он ждал наказания — собственно, только об этом и думал — что и говорить, действительно высокоморальный человек. Но я его не тронул, верно? И, однако же, чтобы избавить мир от такого мерзавца, как Моррисси… — Он запнулся. Он вдруг заметил, что не может сидеть спокойно, все время поглаживает лицо; он тотчас положил обе руки плашмя на стол. — Я же не сделал этого, Элина, верно? И я благодарен, дорогая, всегда был благодарен тебе за то, что ты в меня верила… потому что ты не раз говорила ему, что я не причиню ему зла, что я никогда ничего подобного с ним не сделаю… тогда я понял, что ты считаешь меня человеком, имеющим определенные принципы. Ты понимала, что я существо цивилизованное, законник по натуре. И я любил тебя за это. Я всегда буду благодарен тебе за это… А ведь мне было очень легко его убить. Мне бы это стоило тысячи три, что очень дешево, потому что жизнь Моррисси недорого стоит… убрать его — никакого риска… Хотя пришлось бы заплатить куда больше, если бы я надумал сделать это с шиком — скажем, извлечь из груди сердце, положить в банку и преподнести тебе… Будь я человеком, которому по душе такие штуки, — с усмешкой произнес он, — а я таковым, конечно же, не являюсь… и ты это знала, ты это знаешь. Верно?