Элина ни за что не хотела показывать, как она боится его.
— Да, я это знаю, — сказала она.
— Но… кто-то другой ведь мог бы?.. Ты так не думаешь?.. — не без коварства спросил он.
— Я никого другого не знаю, — сказала Элина.
— Но ты верила мне. Верила. Действительно мне верила, и я связан этой твоей верой, как связан законом, — сказал Марвин. Он утвердительно кивнул. — Это неправда, что ты никого больше не знаешь, по-моему, ты знаешь многих, знаешь немало, но так или иначе мне импонирует твое желание верить… Главное, что ты верила в меня, как в человека здравомыслящего, человека цивилизованного. Ты не утратила этой веры, нет?
— Нет, — сказала Элина.
— Спасибо, — тихо произнес он. — А теперь… я хочу тебе кое-что объяснить. Я хочу, чтобы тебе было совершенно ясно, почему ты не можешь от меня уйти. Будешь слушать внимательно? Сочувственно?.. Когда я впервые увидел тебя, Элина, меня словно током пронзило. Я не был готов к тому, чтобы встретить в жизни такую женщину, даже увидеть такую. Ты была совсем дитя, хотя внешне казалась старше, почти взрослой… и когда я увидел тебя, меня словно пронзило — я не сомневался, что ты… не сомневался, что означает для меня знакомство с тобой… мне трудно это объяснить, — сказал он, хмурясь, — потому что ты мало обо мне знаешь и… В прошлом — вообще на протяжении всей моей жизни, — у меня было много женщин. Всегда было столько их — женщин, — сколько вещей в ящике, в таком, куда складываешь разную мелочь и который открываешь, только когда что-то из этого нужно. Перерываешь весь ящик, пока не найдешь, что требуется. Ты никогда не думаешь об этом ящике, пока что-то не понадобится, — можно сказать, этот ящик вообще не имеет значения, но по-своему он чрезвычайно важен. И тем не менее ты никогда не думаешь о нем, ты ничего в нем не ценишь… Я не собирался больше жениться, потому что из моего первого брака ничего хорошего не получилось. Я никогда не рассказывал тебе об этом или о моих двух детях и не намерен поднимать эту тему сейчас. К тебе это не имеет отношения. Правда, время от времени я чувствовал себя немного виноватым перед тобой: ведь тебе, возможно, хотелось иметь детей, но… но… тут я ничего не мог с собой поделать: я твердо решил никогда больше не иметь детей, никогда. И я сейчас об этом не жалею.
В тот вечер, когда я впервые тебя увидел, я только что прилетел из Сент-Луиса, где только что завершил одно грязное дельце: женщину и ее двадцатичетырехлетнего любовника обвиняли в убийстве, ну, и моя клиентка была оправдана… а вот с ее любовником дело обстояло хуже, он не был моим клиентом. Ты, конечно, ничего этого не помнишь, но…
— Нет, помню, — сказала Элина. — Помню то, что мне об этом рассказывали.
— Вот как? — переспросил изумленный Марвин. — Но… неужели ты действительно помнишь то, что было так давно?
Элина кивнула. Она увидела, как его лицо засветилось чувством, любовью — этой знакомой, все подчиняющей себе любовью! — и она боялась, что он сейчас направится к ней, обогнет стол и обнимет ее… Он был почему-то глубоко потрясен — смотрел на нее и словно бы не сознавал ее присутствия.
— Когда я увидел тебя в тот вечер, мне стало все ясно, — серьезно, торжественно продолжал он. — Сам не знаю почему. Я словно подошел к поворотному пункту моей жизни — она вдруг вся прошла перед моими глазами, все люди, с которыми я имел дело, и их преступления, и их дальнейшая судьба… люди моею возраста, мои коллеги и помощники… моя собственная жизнь, мои привычки, моя карьера… В ту пору мне только что исполнилось сорок лет, а я уже словно бы находился на гребне, и теперь мне предстоял спуск, предстояло идти вниз по склону, стареть, развращаться… Тут я увидел тебя и забыл обо всем этом, мне показалось, что я могу… — Он смущенно умолк. Затем продолжал: — …что я могу быть спасен. Не знаю, что я в точности имею тут в виду, — что могу быть спасен… Ты смотрела прямо на меня, ты словно бы предлагала мне себя, но без всякого расчета и даже бессознательно. В тот вечер вокруг тебя шла беседа, а ты, казалось, никого не слышала, и хотя я тоже говорил, ты и меня, казалось, не слышала — я имею в виду, не слышала моих слов… А люди-то были какие! Этот третьесортный прощелыга — Сэйдофф… Ты знаешь, Элина, что твоя мамаша подумывала о том, чтобы выдать тебя за него? Просто уму непостижимо! Возможно, она и не знала всего о нем, но знала достаточно. Знала. Мне так и не удалось доподлинно выяснить, какие между ними существовали отношения, хотя, конечно, я провел расследование, потому что уж очень они были диковатые… Так ты знала, что твоя мамаша хотела, чтобы он женился на тебе?