— Ты могла бы получить постоянное место — попытаться поступить на обычную работу, — неуверенно сказала Элина.
— Я иной раз так жалею, что не поехала в Чикаго, — сказала Ардис. Они постояли какое-то время, дожидаясь лифта, наконец, отчаявшись, пошли по лестнице к себе на седьмой этаж. — Но одна мысль, что он станет лапать меня, была мне отвратительна… Единственное, чего я не выношу, — сказала она, — это когда меня лапают. Такая тощища, такая скукота. Тебе это тоже не понравится. Стараешься думать о чем-то другом, а не можешь. Мужчины — они как машины, как стиральные автоматы, которые запрограммированы на определенный цикл, одно следует за другим, все заранее известно и все так скучно… Женщины, у которых нет воображения, которые не могут придумать для себя ничего лучшего, возможно, и мирятся с этим, но не я.
Элина смущенно слушала и молчала.
Когда они вошли в квартиру, она снова застенчиво сказала:
— У одной моей знакомой девочки в школе… ее мама работает… Она…
— Приготовь-ка нам кофе, душенька, — сказала Ардис.
Она села за столик с пластмассовой крышкой, который стоял в нише гостиной; она нетерпеливо забарабанила по крышке своими длинными серебряными ногтями.
— А, черт, — сказала она, — надо было мне купить дом, пока были деньги. За тридцать — сорок тысяч можно было купить вполне приличное местечко в каком-нибудь дурацком городишке Пенсильвании или в Огайо, будь он проклят, ну, зачем, черт бы меня подрал, понадобилось мне ехать в Нью-Йорк? У меня были такие грандиозные планы… Но почему же ничего не вышло?
Она взяла журнал мод, рассеянно перелистала его и отшвырнула.
Когда Элина села напротив матери, Ардис вдруг спросила:
— О чем ты думаешь, Элина? У тебя такое странное выражение лица.
— Ни о чем, — сказала Элина.
— Нет, ты о чем-то думала. О чем? Ты не хочешь, чтобы я знала?
— Нет. Я не помню. Ни о чем.
— О том, что я говорила про мужчин?.. Об этом?
Элина виновато вздрогнула.
— Нет.
— Да, — сказала Ардис. — Я ведь умею читать твои мысли.
— Ты не можешь читать мои мысли, мама, — сказала Элина.
— Вот как?
— Мама, это же невозможно, — сказала Элина с нервным смешком.
— Так вот: ты думала о мужчинах… и о мистере Кармане. Тебе он нравился, да? Он был добрый, он мне тоже нравился… Он был очень добр к нам обеим. Такие, как он, мужчины существуют, Элина, — все дело в том, чтобы найти их… Элина, а ты веришь в Бога? В школе вам говорят о Боге?
— Нет.
— Ну, а ты веришь в Бога?
Элина медлила.
— Я не знаю… А ты веришь в Бога?
— Если я скажу — да, что тогда?
Элина рассмеялась.
— Тогда, может, и я поверю.
— Ну, так успокойся. Я не верю ни в Бога, ни во что другое. — Она медленно поднесла чашечку с кофе ко рту, задумчиво глядя на Элину. — Я верю в удачу. В везение и невезение. Это ведь, наверно, все равно как ни во что не верить, да?
— Может быть, — опасливо согласилась Элина.
— Я считаю, что жизнь — это эксперимент, — сказала Ардис. — Каждый человек экспериментирует и проверяет, насколько он может продвинуться. А ты как считаешь?
Элина кивнула. Она решила, что, пожалуй, с этим можно согласиться.
— Но если я скажу тебе, что надо верить в Бога, в Библию и во все прочее, ты станешь верить, да? — спросила Ардис.
— Я не знаю.
— Станешь? Если я тебе докажу, что надо верить?
Голова у Элины шла кругом.
— Да. Если ты мне это докажешь…
— Что ж, я могла бы, если б захотела.
Элина кивнула. Все плыло у нее перед глазами.
— Ты очень милая девочка, Элина, — сказала Ардис. — Не расстраивайся, что ты не стала моделью — я думаю, это не твоя вина, по-моему, все дело в этом городе: слишком тут много народа. Ты же пыталась. И ты еще не поставила на этом точку. Я придерживаюсь такой философии: человек не должен считать себя неудачником, пока он жив. А когда он умрет, — не все ли равно? Мы такие, какими мы себя задумываем, мы сами себя делаем; есть женщины, которые предоставляют это мужчинам: чтобы мужчины делали их, выдумывали, влюблялись в них, сами же они не в состоянии себя придумать, — но только не я, меня никто не придумывал, я сама себя сделала. Я знаю, кто я. Я знаю и кто ты. И обе мы с тобой преуспеем, не волнуйся, — весело добавила она. На глазах у Элины Ардис преображалась, становилась моложе, губы ее раздвигались в улыбке, улыбке такой неожиданной. Элина в изумлении смотрела на мать. — Так что, душенька, я учту твой разумный совет и найду себе работу. Как ты изволила выразиться — постоянную работу. Обычную.