— Очень приятно, — сказал он. Под глазами у него были небольшие темные мешки.
— Элина, выключи телевизор — сплошной гул и зигзаги, — сказала Ардис. — Мистер Сэйдофф — мой новый хозяин. Я получила работу и приступаю к ней завтра вечером.
Мистер Сэйдофф кивнул.
— Неужели тебя даже не интересует, что у меня за работа? — спросила Ардис.
Элина тупо смотрела на мать. Ардис была изысканна, прелестна, с гривой темных каштаново-рыжих кудрей, ниспадавших на оголенные плечи, — такой прически она не носила уже много лет. На ней было черное атласное платье для коктейлей с низкой, изогнутой линией выреза. Элина на секунду усомнилась — да мать ли это: эта женщина словно вышла из фильма, который Элина видела несколько часов тому назад. Но, конечно же, это была ее мать.
— Элина, у тебя такой вид, точно ты — привидение, и разве тебе завтра не надо в школу? Дети просто обожают телевизор. По-моему, это плохо для их здоровья, — сказала Ардис. — Ложись в постель, душенька. А мы с мистером Сэйдоффом немного выпьем перед сном…
Элина стояла и растерянно смотрела на мать и на этого мужчину.
Ардис ущипнула ее за щеку.
— А ну, живо в постель! Она прелестная девочка, хотя мне и не следует так говорить, верно, мистер Сэйдофф?
— Зови меня Роби, — сказал он.
Сэйдофф был управляющим ночным клубом на Манхэттене, недалеко от Таймс-сквера. Это был унылого вида мужчина лет около пятидесяти или за пятьдесят, по-своему красивый, с тонким нервным лицом и синеватыми, гладко выбритыми щеками, высокий — выше шести футов и трех или четырех дюймов, то и дело заливавшийся хохотом и тотчас умолкавший, словно жизнь состояла из серии комических эпизодов, на которые следовало откликнуться и тут же о них забыть, — откликнуться, потому что за это заплачено, а забыть, потому что они вовсе не смешны.
Ардис поступила на работу в клуб «Черный фламинго» разносить коктейли, а потом стала встречать гостей; все туалеты ее были из черного шифона, иные — с прозрачной юбкой и прозрачным лифом, усеянным блестками в виде черных фламинго, причем многие костюмы были ее собственного изобретения, так как, заявила она Сэйдоффу, ей нравится придумывать всякие штуки для особо полюбившихся людей, а он и его клуб особо ей полюбились. Она сама придумала себе костюм, когда стала «хозяйкой», то есть стала встречать гостей: она считала, что клубу нужна атмосфера элегантности. Сэйдофф согласился с ней. Он был женат на женщине, которая была на двадцать лет моложе его, но ему очень нравилась Ардис. Она вежливо пояснила, ему, что ее интересует только одно — работать в его клубе, изучить его клуб. Изучить изнутри. Она покончила со своей прежней специальностью — да, да, заявила она, отметая его возражения, она больше не желает позировать, она с этим покончила, как покончила и с мужчинами, и это правда, она хочет работать серьезно и считает, что хорошо устроена у него. И действительно, она была превосходной официанткой. Он был так доволен Ардис, что, когда она проработала в клубе всего несколько недель, он выставил за дверь молодую женщину, которая была у него «хозяйкой». Он сказал той женщине, что клуб вступает в новую фазу и она теперь им не подходит.
Ардис держалась как королева. Сэйдофф очень гордился ею.
— Она — настоящая леди, — восторженно говорил он людям так, чтобы Ардис могла его слышать. — Никаких дешевых штучек с Ардис.
Время от времени он делал ей подарки: недорогую накидку из кроличьего меха, выкрашенного почему-то в красновато-оранжевый цвет, ожерелье из культивированного жемчуга — все это Ардис с благодарностью принимала, а затем передаривала Элине, говоря, что они, конечно же, не новые, в этом она уверена, — возможно, Сэйдофф стащил их у своей жены? Потому что Сэйдофф не был счастлив в браке. Иной раз он давал Ардис подарок для Элины: браслет с амулетиком в коробке от «Картье», выглядевший вполне новым, кожаную сумку на длинном ремне, которая, как он считал, могла пригодиться Элине, чтобы носить учебники и карандаши. «Сколько теперь Элине? Всего ведь лет четырнадцать-пятнадцать, да?» — спрашивал он. Элина оставила браслет с амулетиком на столике в школьном кафетерии, где сидела с девочками из своего класса; когда через пять минут она интереса ради вернулась, браслет исчез. А сумка через несколько дней разорвалась по шву, и Элина выбросила ее.
В 1960 году жена Сэйдоффа затеяла против него бракоразводный процесс, и Сэйдофф решил расстаться с Нью-Йорком — ему как раз подвернулась возможность стать совладельцем одного ночного клуба в Детройте. Он предложил Ардис поехать с ним. Он сказал, что она нужна ему. Он не отставал от нее, его жесткие, узкие, как щелочки, глазки непрерывно блуждали по телу Ардис: он тотчас начинал хохотать, стоило ей сказать что-нибудь забавное, — а она вскоре научилась быть забавной в присутствии Сэйдоффа, — и потом снова становился мрачным и в угрюмой растерянности изумленно взирал на мир. Однако смех у него был искренний, смех человека, понимающего шутку. Случалось, от шуток Ардис его разбирал такой хохот, что все лицо сморщивалось и он вытирал глаза. А она в такие минуты смотрела на него, и лицо у нее было веселое, оживленное и настороженное. Если он случайно опускал руку на ее голое плечо или на бедро, она тотчас отстранялась. Нет. С ней это не пройдет. Сэйдофф путался почти со всеми официантками и с той женщиной, которая работала у него «хозяйкой» до Ардис — разносила гостям длиннющие полотна-меню с золотыми кистями, — прелестное, отнюдь не обременительное занятие; Ардис сразу сообразила, что ее ждет, и держалась подальше от Сэйдоффа.