— Элина, Господи, да неужели надо так по-идиотски глазеть на меня? — шепнула Мария. — Ты, конечно же, знала, кто я, верно? Знала мой псевдоним на телевидении?
— Нет… Я хочу сказать, она не говорила мне кто… Я не…
— Но ты же знала, что я наконец получила собственную программу на телевидении, нет?
— В последний раз, когда мы говорили, ты еще сама не знала…
— Ну, словом, в конце концов все получилось. Неужели ты ни за чем не следишь? Были же анонсы в газете… Неужели ты не читаешь даже страничку телевидения?
— Да, иногда, но…
Они остановились у одной из стен возле столика, с которого все было убрано, а грязная белая скатерть сложена пополам. Ваза с розовыми и красными розами накренилась, стоя наполовину на скатерти, наполовину на голом столе. Элине захотелось поправить ее.
— Элина, ты меня так огорчаешь! — вздохнула Мария.
Лицо у Элины горело.
— В общем, с программой у меня все получилось так, как мне хотелось, вплоть до имени — Мария Шарп — и продолжительности вещания, — словом, все. Субсидирует меня косметическая фирма «Лавкор», и первые две передачи прошли отлично — ты что же, даже и не смотрела их?
— Я ведь не знала, — сказала Элина. — Мне очень жаль… Марвин был так занят и…
— Ты просто не обращаешь внимания на то, что происходит вокруг, — сказала Мария. — А я-то думала, что ты станешь гордиться мною. Так или иначе, теперь, когда ты оправилась от потрясения, выглядишь ты очень хорошо… я рада, что ты по-прежнему носишь такую прическу: она действительно очень тебе идет… для такой прически у женщины должно быть идеальное лицо… Я время от времени поглядывала на тебя здесь, и мне понравилось то, что я видела, — тоном критика заметила Мария. — Но вот этот цвет, этот оттенок розового — не для тебя. Это Марвин выбирал тебе платье? Я ненавижу розовый цвет — тебе следует его избегать. Как же ты живешь? Ты меня извини: я тебе не позвонила потом. Яуже совсем было собралась, когда увидела в газете ту статейку — насчет того, что кто-то собирался ограбить твой дом, и все же — как ты живешь? Счастлива?
— Да, да… — ответила Элина, не очень соображая, что говорит. — Я очень занята… Я хожу на курсы по искусству. Это образовательные курсы для взрослых в небоскребе Рэкема… А кроме того, повторяю французский по моим старым учебникам, ты ведь знаешь, что я два года училась французскому в школе, и мне бы хотелось научиться читать и переводить… Иногда Марвину нужно знать некоторые очерки из французской прессы…
— Значит, ты занята. Отлично, — сказала Мария, явно довольная. — Но неужели ты так и не поздравишь меня? Все говорят, что моя программа идет неплохо.
— О, да, — сказала Элина и отважилась улыбнуться, поскольку мать была уже явно не так критически к ней настроена, даже радостно улыбалась, — да, это чудесно. И Марвин тоже будет очень рад. Я не думаю, чтобы он знал об этом… то есть я хочу сказать, я ведь не знала, какое имя ты себе возьмешь, по-моему, ты об этом не говорила, так что даже если бы я прочла про твою программу… даже если бы я… И случись мне увидеть ее, я и то могла, бы не… Ты же совсем иначе выглядишь, так что я…
— Видишь ли, перед тем, как началась моя программа, Роби дал мне возможность пробыть две недели в Далласе — есть там один прелестный особняк. Они отлично надо мной поработали, — сказала Мария, кончиками пальцев ощупывая лицо и задумчиво проведя пальцем за ухом. — Операцию сделали на второй день, а потом — отдых, восстановление сил, физические упражнения: они отправляют клиентов вертолетом на ранчо заниматься верховой ездой, и я встретила там потрясающих людей. Был там даже один мужчина, девяностодвухлетний техасец — он сказал, что уже третий раз приезжает к ним, и они ему все подтягивают, включая ягодицы, — продолжала Мария. — Совершенно безумный мир! А вот волосы у меня пока еще выглядят черт знает как.
— По-моему, они выглядят очень красиво, — сказала Элина.
— Нет, волосы у меня свои, но слишком тонкие. Они, понимаешь ли, постепенно их обесцвечивали, потому что я ведь какое-то время носила черные волосы и вот однажды утром стала их расчесывать, и они полезли. Это было ужасно… Я думала, что мне конец. Они вылезали целыми прядями, это было ужасно… Так что теперь приходится быть очень осторожной.
Элина во все глаза смотрела на Марию. Внезапно ей пришло в голову, что эта женщина вовсе не ее мать. У ее матери никогда не было такого мягкого, такого тщательно отработанного голоса.
— Ну разве не смехота, что эта чудовищная женщина подвела тебя ко мне! — рассмеялась Мария. — Она уже несколько недель твердила, что хочет познакомить меня со своей молоденькой приятельницей — женой Марвина Хоу… а я пыталась остановить ее, выдумывала всякие увертки… но ей всегда надо настоять на своем — от этих жен миллионеров меня тошнит: они считают, что всех должны опекать, что они просто обязаны оказывать людям услуги и заставлять их делать то или иное. Она пыталась познакомить меня также с каким-то вдовцом, ее двоюродным братом, но этого я уж сумела избежать. Кстати, знаешь, Элина, Роби плохо себя чувствует.
— Ты мне что-то говорила по телефону — операция…
— За два месяца две операции — язва. Бедняга сильно похудел — ты знаешь, он все спрашивает про тебя и удивляется, почему Марвин никогда не привезет тебя в клуб. Сам-то Марвин туда наведывается — или он тебе об этом не говорит? Так вот Роби никак и не может понять, почему он никогда тебя не видит. Но я пыталась объяснить ему, что твой муж очень тебя оберегает, что он хочет, чтобы маленькая Элина принадлежала только ему, верно? И конечно же, он абсолютно прав. Я удивляюсь даже, что он разрешает тебе посещать курсы для взрослых.
— Я думаю, он не стал бы возражать, если бы мы с тобою теперь встречались, — сказала Элина, — я хочу сказать — ведь прошло столько лет… Я, к примеру, могла бы приехать к тебе в студию и посмотреть там твою программу или мы могли бы вместе пообедать… Мне хотелось бы поговорить с тобой кое о чем…
Мария с улыбкой покачала головой.
— Нет, Элина, не надо, право же, нет… Марвин не хочет, чтобы я оказывала на тебя влияние.
— Да нет, теперь он не станет возражать, я могу спросить его, — поспешила сказать Элина. — Давай подойдем к нему прямо сейчас и поговорим…
— Нет, право же, Элина, не надо. Он достаточно четко изложил свои соображения, когда женился на тебе. Я не могу идти против его воли.
— Но…
— Элина, не упорствуй! Ты такая милая и такая хорошенькая, но все такая же упрямая, а надо взрослеть. Ты ведь теперь его жена. А мне ты больше не дочь — я хочу сказать-, дочерью не считаешься: у нас с тобой теперь разные фамилии. Ведь Марвин предлагал мне деньги, чтобы яуехала отсюда, но я отказалась, я сказала ему, что никоим образом не буду вмешиваться в вашу жизнь. Я и не вмешиваюсь.
— Когда же это было? — спросила Элина.
— Перед свадьбой. Однажды днем, в грозу, он повез меня выпить в «Язычок пламени» и ужасно нервничал — как настоящий жених! Да, собственно, он и был женихом, хотя в его возрасте… Он долго говорил, и я поняла его, а говорил он о том, как боится, что тебя может затянуть прошлое. Он, конечно, все знает — и про твоего отца, и даже про того человека в Кливленде, ну, ты помнишь, которому принадлежал дом, где мы снимали квартиру… И он тогда сказал — вполне откровенно, — что ему все это вовсе не нравится, он не хочет, чтобы я и дальше влияла на тебя. Он был очень откровенен. Он сказал, что я могу общаться с тобой главным образом по телефону, а встречаться лишь время от времени — когда тебе этого захочется, — но наши встречи должны быть крайне редки. Я, конечно, согласилась с ним. Вынуждена была согласиться.
— Я об этом не знала, — еле слышно произнесла Элина.
— Твоему мужу не скажешь «нет», — сказала Мария. — В самом деле, когда он кончает говорить, ты уже считаешь, что он безусловно прав. Вначале ты, возможно, и не согласна, но в конце концов соглашаешься: ты просто уже не помнишь собственных доводов. А в данном случае он действительно прав. Я на него совсем не в обиде.
— Я рада, что ты не уехала из города, — сказала Элина.
— Нет, я люблю Роби и других моих друзей, и, конечно же, это так интересно — иметь собственную телевизионную программу. Это ведь что-то совершенно новое. Так что я не в обиде на Марвина — в общем-то, мы с ним теперь почти друзья… Если он не привозит тебя в клуб, то я, конечно, понимаю почему. Он абсолютно прав. А он когда-нибудь говорил тебе, как он нас с тобой проверял? — спросила Мария, понизив голос.