— Выходит, так, — улыбнулся Глеб, подсаживаясь к столу, загроможденному штабелями черных готовален.
Вербин ознакомил Глеба с программой, дал несколько дельных советов, потом стал показывать свой кабинет —это царство графики, Многочисленные полки и стеллажи были завалены всевозможными вентилями, подвесками, шатунами, моделями пирамид, цилиндров, усеченных конусов. Пахло лежалой бумагой, карандашами, древесиной от чертежных досок и рейсшин. На всех предметах, слегка покрытых пылью, пламенели инвентарные номера, проставленные красным суриком.
— Ну что ж, начнем? — глянув на часы, сказал Вербин.
После переклички он разделил группу надвое, и Глеб со своей подгруппой переселился в соседнюю аудиторию.
Первый чертеж лег на стол для проверки. Студенты настороженно поглядывали — как-то он будет принимать, этот новенький?..
Глеб долго всматривался в линии, проекции, размеры, надписи; постепенно чертеж как бы оживал для него, постепенно за начертанными карандашом линиями, дугами и кружочками Глеб стал отчетливо видеть реальные детали, их сопряжения, их работу. И когда это произошло, тогда он увидел и первые ошибки. Возле каждой ошибки ставил карандашом легкую загогулину; вскоре весь ватманский лист покрылся этими загогулинами; точно космы, торчали они вокруг изображенного на чертеже редуктора.
Студенты, окружившие преподавательский столик, многозначительно переглядывались, ну, мол, братва, пиши пропало. Некоторые потихоньку сворачивали чертежи в трубочку, решив, видимо, не спешить с показом преподавателю своих «художеств».
— У-у, — недовольно гудел здоровяк Ермаков, хозяин чертежа, по поводу каждого Глебова крючка. — Теперь будет грязища...
— Потому что не чертеж у вас, а сплошная абстрактная живопись... Взялись чертить, так думайте, будто чертеж для цеха, думайте, как по нему собрать реальный узел.
— Да никто по нему ничего не будет собирать! — заспорил обиженный Ермаков.
— Согласен. В макулатуру пойдет. И тем не менее нужно по-настоящему. А привыкнете тяп-ляп — беда. Вот расскажите-ка о работе вашего редуктора, расскажите!..
Парнишка с минуту глядел на изображение редуктора, потом отвел глаза и насупился.
— Как же так! — удивился Глеб. — Чертить и не представлять, как узел будет работать. Надо вплоть до галлюцинаций видеть механизм, каждую детальку, ее движения, ее работу!
И опять студенты, кольцом обступившие преподавательский столик, переглянулись.
Шло время. Глеб проверял чертежи по второму, по третьему разу и снова находил ошибки, снова ставил «крючки». Бумага поблекла, сделалась от резинки ворсистой, была издавлена карандашами, продырявлена иглами циркуля, кнопками.
— Ну вот, — говорил Глеб, любуясь истерзанным листом, — теперь в нем что-то есть от настоящего чертежа!.. По крайней мере, видно, что вы трудились, думали, искали. Это уже произведение!
— Ага, а потом вы скажете — перечертить! — заметила одна студентка и, смутившись собственной смелости, скрылась за спинами подружек.
— Зачем? — удивился Глеб. — Зачем перечерчивать? Ведь на заводе как? Там с таких вот лохмотьев снимают кальки, ну а по калькам печатают такие красивые, свежие синьки, что залюбуешься!..
Все сроки истекали, надо было выставлять оценки. К тому времени Глеб настолько изучил каждый чертеж, настолько хорошо знал, сколько труда вложил создатель в свое детище, что оценки мог ставить с закрытыми глазами.
Первую пятерку получил тот самый Ермаков, чертеж которого Глеб когда-то распушил в назидание другим.
— А теперь идите к Алексею Ивановичу, пусть занесет отметку в журнал, — распорядился Глеб и занялся следующим чертежом.
Через несколько минут в аудиторию вернулся красный Ермаков и сердито буркнул:
— Я так и знал...
Студенты — к нему:
— Что, Коля?
Ермаков молчал.
— В чем дело-то? — спросил Глеб.
— Да... — неохотно и с досадой ответил Ермаков. — Алексей Иванович вашу оценку не признал. Поставил тройку.
— А вы не сочиняете? — оторопело спросил Глеб.
— Говорит, за такую мазню и двойки много, — гудел Ермаков.
Глеб почувствовал, как зажгло уши.
— Я так и знал, — бубнил Ермаков. — Это же Алексей Иванович... Тут до вас завуч вел черчение. Поставил как-то Ванину четверку, тот вот так же понес чертеж к Алексею Ивановичу, а Алексей Иванович говорит: «Какой дурак четверку вам поставил?» Взял да исправил на двойку...
— Ну а завуч? — спросил Глеб.
— А что он...
— Он же в черчении ни бум-бум, завуч-то, — пояснила та чернявенькая, что всегда пряталась за спинами подружек.
«Вот тебе, Глебша, и приговор, — ошеломленно думал Глеб. — Вот они и высказались. Мол, и ты, наверное, как завуч... И Вербин, может быть, по твоему адресу прошелся: «Какой дурак пятерку тут поставил!» А студенты той, другой, подгруппы покатились со смеху...»