Сказав начальнику, что иду в техническую библиотеку, к назначенному часу отправился в райком. Сидел в просторной приемной и разглядывал озабоченную секретаршу у столика с телефонами, посетителей, выходящих из кабинета. Они выходили оттуда то красно-распаренные, то взбешенно-бледные, то просто довольные, то сияющие как именинники.
«Не дрейфь, не дрейфь, — твердил я себе. — Безобразия есть безобразия, о них надо говорить. «Поступил сигнал от трудящихся». Правда на твоей стороне...»
Секретарша назвала мою фамилию и указала глазами на дверь.
Ладони у меня вспотели, а в коленках была противная слабость.
Он поднялся мне навстречу, человек, в присутствии которого меня всякий раз охватывала какая-то сосущая тревога, человек, уведший некогда Лилю, единственную женщину, которую я, ну не то что любил, а мог бы, наверное, полюбить.
— А-а, — сказал он, узнавая меня. — Савик. Ну проходи, садись...
Был он все тот же. Высокий, долгоногий, подвижный, те же короткие темные волосы, те же смоляные брови, только на висках что-то уж больно здорово побелело да у глаз появились морщины.
Разговорились, вспомнили завод. Рита Шляхман, оказывается, возглавила заводское бюро социологических исследований; Лев Печенин готовит к печати свой сборник стихов; Василь Петрович недавно отпраздновал пышную свадьбу во время городского слета туристов. Гена Гулин? А он, представляешь, перенес свое увлечение математикой на автоматические системы управления...
Тут Забродин оживился, стал рассказывать, как размахнулись они там, на заводе, как комитет комсомола взял на себя внедрение АСУ, как было нелегко это: попробуй преодолей инерцию, сломай рутину!..
— Но внедрили-таки, — не без гордости сказал Забродин. — Во все цеха и службы. А сейчас вот думаю использовать опыт нашего завода здесь... перевести, понимаешь, на АСУ все предприятия района. Все! Представляешь, что это даст? — он прошелся по кабинету туда-сюда, и я успел заметить, что костюм на нем по-прежнему болтается, хотя и добротный. — Во-первых, с помощью АСУ мы наладим наконец оперативное планирование, навсегда покончим со штурмовщиной, а во-вторых...
Я слушал его и думал — этот человек говорит вроде бы то же самое, что и секретарь нашего институтского парткома: те же призывы и громкие слова. Но...
Если для нашего секретаря партийная деятельность — это работа, то для Забродина, наверное, она не столько работа, сколько занятие для души... Он тратит себя всего, чтобы осуществить идею.
Как бы спохватившись, он стал расспрашивать, как я живу и где живу, не женился ли?
— Дали комнату в общежитии, — сказал я. — Нет, не женился, но если захочу — дело немудреное. А у тебя в этом смысле как?..
— Да мы с Лилей тоже недавно получили квартиру, — вздохнул он. — Собственно, дали-то ей: она лет восемь стояла в очереди...
— Это Кузьмина, что ли? — небрежно спросил я.
— Да, бывшая Кузьмина, — улыбнулся он. — У нас уже, Савик, сын растет. Олежка.
— Что ж, поздравляю... — сказал я, принужденно растягивая губы в улыбке.
В общем, продолжали мы в таком духе, и я все ждал, когда он станет расспрашивать про институт. Но он почему-то не расспрашивал, и тогда я сам стал наводить разговор на эту тему. Забродин посерьезнел, начал слушать внимательно, я же говорил и чувствовал, как зажгло уши, как жар подступил к голове. Выражался едко, иронично (чего жалеть прохвостов!), гвоздил наших руководящих стариков, наши порядки почем зря: сколько денег тратится на ветер! Ведь до сих пор ни одна сконструированная институтом машина нигде не работает, а между тем уже несколько человек защитили диссертации, получают колоссальные оклады! Есть в институте две лодки с моторами, так, представь себе, годами лежат эти лодки на дачах у главного инженера и председателя месткома. Сколько людей за это время смогло бы провести свой отдых на воде!.. На работу напринимали своих родственниц, которые в машиностроении ни бум-бум, а оклады получают дай бог!..
— Здорово ты их, — задумчиво произнес Забродин, дослушав до конца. — Прямо под орех!..
«По-твоему, по-забродински!» — чуть было не вырвалось у меня, но тут же я сообразил, что это была бы уж слишком явная лесть.
— Сигнал от трудящихся... — скромно потупившись, сказал я.
— Только представь, Савик, — тяжело и устало вздохнул Забродин, — что все это я уже знаю. Ты — четвертый, кто рассказывает мне о ваших институтских «делах». И, знаешь, почти с такой же иронией. Все-то вы видите, знаете и понимаете, умные вы парни. Только почему же вы молчали-то до сих пор? — И вдруг, к моему полному смятению, он вонзил в меня взгляд безжалостных глаз и стал чеканить: — Почему ты молчал целых семь лет? Видя эти безобразия, понимая, что так не должно быть?! Почему ждал карающей руки, когда сами вы — такая сила?! Хорошо, я смогу разобраться: я инженер. Ну а если бы кто другой? Так бы и носили в себе? Копили желчь, шептались по углам, иронизировали? И, что самое гнусное, тоже получали бы зарплату, и немалую! Да когда же, черт вас возьми, вы о государстве думать станете, а не только о себе?! Ой-ой-ой, — он сжал виски ладонями и прикрыл глаза.