— Н-нет, — неуверенно ответил папа, и его голубые глаза уже не отрывались от меня.
— Император никогда не одобрит брака своей племянницы с ледийцем, а Брайтисы ценят доверие императора. Честь превыше всего, папа, да?
— Честь рода превыше всего, — поправил меня Ифранир Брайтис, и я улыбнулась. Наш род-наша слабость. Даже для меня.
— Так разве позволяет родовая честь слушаться слов леда?
— Брайтисы слушают только свою совесть и императора, — повторил папа второй негласный девиз нашей семьи.
Его руки ослабли и вскоре вовсе отпустили меня. Он взглянул на маман, она все так же счастливо улыбалась.
— Что он с нами сделал? — спросил самого себя отец, но ответила ему я:
— Древняя магия горгов. Я дала ему согласие на брак, поддавшись этой же магии.
— А твой наставник? — ага, значит, запомнил.
— А его я люблю, папа.
— Лучше уж он, чем ледиец, — да, папа, да! Вот именно! — Род Гринольвис почтенный род. Они верно служили империи и з поколения в поколение. И это не бедный род.
— Да, папочка, я так рада, что ты это понимаешь, но освободи меня от мамы, пожалуйста, — в глазах опять появились слезы. — Я должна все это остановить!
— Котенок, женщина не должна вмешиваться в дела мужчин. Боги помогут тому, кто прав, — назидательно ответил отец и осекся, видя мое перекошенное ужасом лицо. — Но иногда женщина может повернуть реку вспять и изменить историю, как сделала твоя пра-пра-прабабка, чье имя ты носишь.
— Да-да, я помню, что Дэланель Брайтис остановила сражение под Иладиром, вскружив голову королю Виньессы, но сейчас я хочу всего лишь остановить поединок. Я не хочу, чтобы кто-то из них пострадал.
Отец взялся за руки маман, но отодрать их с ходу не удалось. Мы вдвоем о тгибали ее пальцы от меня, а она все больше злилась. Лицо Магники Брайтис побелело, глаза засверкали бешенством.
— Мама, что с тобой? — вскрикнула я, чувствуя, как ее ногти впиваются мне в кожу даже через одежду.
— Он доверил мне свою волю, и я ее выполню, — шипела она.
И тут папа сделал то, что в жизни не делал. Он пережал ей сонную артерию, и маман кулем рухнула ему на руки. Папа подхватил ее и понес к ним в комнаты, а я подхватила подол платья и бросилась прочь из замка. Стража на воротах указала мне направление, куда пошли эти… дуэлянты, и я припустила в сторону реки, которая текла недалеко от замка.
Я увидела их еще с небольшой горки. Сталь сверкала на солнце, звон клинков казался мне набатом. Дайанар выбил шпагу из рук Лина, и тот отскочил, посылая в моего Дани сверкающую молнию, мой ненаглядный взметнул руку, и молния остановилась на подлете, плющась и шипя. Этого хватило, чтобы Лин подобрал свою шпагу и пошел в атаку. Дайанар вынужден был сражаться левой рукой, потому что правой все еще уничтожал молнию. Я вскрикнула, но мой муж, как оказалось, владел левой рукой не хуже правой. Выпад, еще выпад, и ледиец упал, а клинок Дайанара уперся ему в грудь. Я закричала и бросилась к ним. Нет, нет, Дани, не надо, умоляю, не надо! Я бежала как в том кошмарном сне после его дуэли с графом из Ранкарды. Мне казалось, что ноги не слушаются меня.
— Не надо, Дани, — закричала я, и он обернулся.
Лин тут же вывернулся и вскочил на ноги, хватая Дани за горло. Они сцепились, падая вместе на землю. Я тоже упала, споткнувшись о корень, торчащий из земли. Слезы застилали взор. Я рыдала в голос и кричала, чтобы они остановились. Наконец, выпуталась из своего подола и снова побежала. Дайанар провел подсечку, и ледиец упал на землю, но тут же перекатился и рывком поднялся на ноги, снова посылая молнию, и еще одну, и еще. Дайанар просто отбивал их, и я поняла, что он очень зол. И тут я увидела магию горгов в действии. Линвелл Эилван поднял руку, и в воздухе зародилась искра, на глазах увеличиваясь, превращаясь в шар, расползаясь в огненную лавину, которая понеслась к Дайанару. Он вскинул руки, сосредоточенно следя за стеной огня, приближающейся к нему.
— Да-ани! — закричала я, кидаясь к нему на шею, закрывая своей спиной от огня, готового поглотить моего любимого.
— Дэла, уйди, Дэла! — крик Лина напоминал крик раненного зверя, даже голос изменился до неузнаваемости.
Я развернулась, прижимаясь спиной к возлюбленному, его руки удерживали огонь. Он был напряжен, говорил слова совершенно непонятные мне, меняя тональность голоса, то повышая его, то понижая. Если бы я тогда могла вслушаться, то заметила бы, что темп, тембр и тональность совпадают с произносимыми словами, но в тот момент я с ужасом следила за обжигающим пламенем, чей жар я очень хорошо ощущала. Огонь начал спадать, уменьшаясь, тая. И когда он стал не больше обычного костра я снова вскрикнула. Напротив нас стоял не Лин. Это чудовище вовсе не напоминало моего прекрасного ледийца. Линка, оказывается, была еще очень даже милой в своей второй ипостаси.