XI.
Къ Авдотьѣ Степановнѣ Малявскій попалъ послѣ Воротилина. Она его приняла ласково. Тонъ его съ ней былъ самый приличный.
— Надѣюсь, — сказала она ему, выслушавши двѣ-три фразы: — что вы не подосланы Борисомъ Павловичемъ, а сами вы на меня любовныхъ видовъ не имѣете. Васъ генералъ врядъ-ли долюбливаетъ, да и вы, сколько мнѣ кажется, нѣжныхъ чувствъ къ нему не питаете.
— Я имъ пользуюсь до-поры до времени.
— Такъ-то и лучше. Вы не то, что бывшій его адъютантъ Прядильниковъ, Петръ Николаичъ. Тотъ потянулъ таки лямку, а ужь, кажется, не дуракъ.
— Прекрасный человѣкъ.
— Вы находите? — спросила радостно Авдотья Степановна.
— Я сейчасъ отъ него.
— По дѣлу ѣздили?
— Не то, чтобы за особеннымъ дѣломъ, а мнѣ хотѣлось столковаться съ почтеннѣйшимъ Петромъ Николаевичемъ. Онъ до сихъ поръ смотрѣлъ на меня съ величайшимъ предубѣжденіемъ и думалъ, что я клевретъ Саламатова. Ну, сегодня онъ долженъ былъ убѣдиться въ противномъ. Я ему старался доказать, что мы, въ сущности, одного поля ягода.
— Ну, не совсѣмъ.
— Конечно, мы не похожи по характерамъ: онъ гораздо выше меня по своему безкорыстію, я объ этомъ и толковать не хочу. Но мы одного поля ягода въ томъ смыслѣ, что оба прекрасно понимаемъ патроновъ въ родѣ Бориса Павловича и способны гораздо больше ихъ на серьезную работу.
— Извѣстное дѣло.
— И онъ согласился со мной. Я съ своей стороны готовъ помогать ему во всемъ, что только поведетъ къ разоблаченію нашихъ тузовъ. Довольно быть ихъ батраками!..
— Вы дѣло говорите! — вскричала Авдотья Степановна. — Вотъ Прядильникову давно-бы слѣдовало такъ разсуждать. Вы, небось, дорогу себѣ проложите…
«Теплый ты парень!» прибавила опа про себя, не мѣняя выраженія въ лицѣ.
— И и васъ о томъ-же буду просить, Авдотья Степановна, — продолжалъ Малявскій. — Мнѣ всегда казалось, что въ васъ сидитъ крупный дѣлецъ. Позвольте и васъ пріобщить также къ нашему союзу.
— Пріобщите, пріобщите… Пу, а вы вотъ что мнѣ скажите по душѣ: какъ вы разумѣете Воротилина?
— Слабая копія съ генерала, безъ его талантовъ, но съ двойной долей мошенничества.
— Да вѣдь онъ пріятель вашъ; какъ-же вы объ немъ такъ отзываетесь?
— Пріятель, пріятель! Вы знаете, какое съ такими людьми можно водить пріятельство?
— Такъ вотъ я вамъ хотѣла что разсказать… только, пожалуйста, между нами.
— Не безпокойтесь. я поскромнѣе моихъ пріятелей.
— Воротилинъ затѣваетъ какую-то компанію на паяхъ… процессъ хочетъ вести и выиграть милліонъ, а наслѣдницу-то, разумѣется, надуть: купить у ней дѣло за безцѣнокъ.
— Скажите, пожалуйста! — вскричалъ Малявскій и даже бровью не повелъ.
— Я вамъ это все разсказываю потому, что онъ васъ не долюбливаегь, а мнѣ не хочется допустить его до лакомаго куска; надо ему ножку подставить и раскрыть глаза этой наслѣдницѣ, которую онъ старался обработать.
— Воротилинъ обращался къ вамъ за совѣтомъ?
— Какое! Предлагаетъ пай, просто съ ножомъ къ горлу лѣзетъ. Даромъ, говоритъ, кушъ получите, только согласитесь быть участницей.
— Вотъ какъ!
Издавая восклицанія, Малявскій внутренно посмѣивался, но глаза его избѣгали глазъ Авдотьи Степановны. Онъ видѣлъ, что ведетъ себя чрезвычайно ловко, и ухо его было довольно собственными интонаціями.
— Такъ вотъ о чемъ я хотѣла просить васъ, — продолжала Авдотья Степановна: — узнайте вы мнѣ хорошенько, кого именно хочетъ обработать милѣйшій Ипполитъ Ивановичъ, и возьмите на себя перетолковать съ ней и передать мое искреннее желаніе помочь ей всѣмъ, чѣмъ я только могу.
— Такъ сильно въ васъ желаніе угодить милѣйшему Ипполиту Ивановичу?
— Это во-первыхъ, а во-вторыхъ мнѣ просто іль эту наслѣдницу, хотя я и незнакома съ нею.
— Добрыя дѣла желаете творить.
— Да, голубчикъ, хочу грѣхи замаливать, А если, при этомъ, можно подкузьмить такого кавалера, какъ Ипполитъ Ивановичъ, то выходитъ двойное удовольствіе.
— «И Богу свѣчка, и чорту кочерга.»
— Ну-да!
— И вы хотите, чтобы я взялъ на себя переговоры?..
«Да она не нарочно-ли? — подумалъ Малявскій: —неужели она, въ самомъ дѣлѣ, ничего не подозрѣваетъ?»
Ему показалось, что онъ какъ-будто краснѣетъ; но онъ, наклонивъ голову, поставилъ на полъ шляпу.
— Я именно васъ и выбираю, — продолжала Авдотья Степановна, отодвигаясь къ спинкѣ дивана. — Я могла-бы попросить Прядильникова, но онъ на такія дѣла не годится. У него разговора нѣтъ, какой слѣдуетъ въ этакомъ обстоятельствѣ вести, да и наружность у него не подходящая: человѣкъ онъ честнѣйшій, а потёма, и къ себѣ сразу не возбудитъ довѣрія.