Въ Пассажѣ, при тускломъ газовомъ освѣщеніи, точно топталась на одномъ мѣстѣ, безпорядочная толпа мужчинъ, въ которой шныряли, больше все попарно, женщины такого-же типа, какъ и «Сонька». Зинаида Алексѣевна нашла, что слова розовой шляпки были не совсѣмъ вѣрны. Она говорила, что въ Пассажѣ «пи души христіанской», а гуляющихъ было очень много.
«Вѣроятно, тѣхъ, кого имъ нужно, нѣтъ», подумала Зинаида Алексѣевна и стала, держась правой стороны у самыхъ магазиновъ, пробираться вверхъ по Пассажу, не упуская изъ виду бѣлой шляпки. Ей (хоть она и была по природѣ изъ очень бойкихъ) начало дѣлаться неловко отъ взглядовъ, какіе кидали на нее мужчины. На лицѣ одного усатаго господина въ поношеномъ военномъ польто она прочитала удивленіе, вмѣстѣ съ пошлой усмѣшкой. Его красныя щеки точно хотѣли сказать: «откуда это такая бабеночка явилась?! Очень мы этому рады». Зинаида Алексѣевна даже остановилась передъ магазиномъ, гдѣ выставлены раскрашенныя фотографическія карточки разныхъ знаменитостей. Головки актрисъ, нѣвицъ, танцовщицъ и дамъ полусвѣта смотрѣли на нее всѣ такія обнаженныя и пестрыя, съ улыбающимися лицами, въ чувственныхъ или кокетливо-жантильныхъ позахъ.
«Вотъ кому хорошо и весело живется, — думала Зинаида Алексѣевна: — стоитъ только быть красивой или просто умѣть ловко гримасничать и махнуть рукой на условную мораль и вся Европа будетъ глазѣть на твои фотографическія карточки…»
А бѣлая шляпка, тѣмъ временемъ, повернула ужь назадъ и присоединилась къ маленькой женской фигуркѣ въ коричневомъ пальтецѣ, съ пукомъ рыжихъ взбитыхъ волосъ на затылкѣ. Зинаида Алексѣевна, двигаясь медленно, слѣдила за нею глазами. Въ Пассажѣ предметъ ея наблюденій держалъ себя бойчѣе другихъ своихъ товарокъ: то-и-дѣло поворачивался въ сторону мужчинъ и заговаривалъ съ ними походя. Нѣкоторые останавливались, брали ее за руку или кидали ей нѣсколько словъ; но никто не присталъ вплотную; а она уже сдѣлала три конца по Пассажу.
Зинаида Алексѣевна замѣчала, что и другія женщины съ такимъ-же успѣхомъ ходятъ взадъ и впередъ. Иныя двигались, какъ куклы, или усиленно болтали между собою, какъ-бы не обращая никакого вниманія на мужчинъ, но, дойдя до конца, обертывались и пускали вопросительный взглядъ въ толпу желаетъ или нѣтъ кто-нибудь идти за ними. Этотъ маневръ нѣкоторыя прикрывали довольно искусно, дѣлая видъ, что имъ рѣшительно все равно и что раньше онѣ не уйдутъ изъ Пассажа, пока не нагуляются всласть. Во всѣ эти тонкости Зинаида Алексѣевна проникла очень скоро. Ей было и смѣшно и жалко видѣть, какъ столько женщинъ, молодыхъ, здоровыхъ на видъ, нѣкоторыя даже съ неглупыми лицами исполняли такую глупую комедію, точно воображая, что кто-нибудь не понимаетъ, чего имъ надобно.
У одной изъ лѣстницъ, ведущихъ въ верхнюю галлерею, Зинаида Алексеѣвна умышленно пріостановилась: она замѣтила, что бѣлая шляпка тоже направляется къ этой лѣстницѣ, вмѣстѣ съ своей подругой.
Она выслушала ихъ разговоръ.
— Сонька, — говорила подруга — что-жь твой топографъ?
— Шутъ его дери! Вотъ третій разъ надуваетъ.
— И мой Карлушка что-то носу не кажетъ.
— Пойдемъ наверхъ.
— Вотъ еще: ничего тамъ не выходишь.
— Пойдемъ. Разъ обернемъ, да и въ Палермо.
— Ты съ кѣмъ-же?
— Да ужь какой ни на есть замухрышка выищется.
И онѣ стали подниматься наверхъ. Зинаида Алексѣевна пошла къ тому концу, который выходитъ на Итальянскую.
«Какая жизнь! — выговорила она про себя, но почувствовала, что ей не жаль этихъ женщинъ. — Неужели это называется разгуломъ? Кромѣ томительнѣйшей скуки, я ничего не вижу. Еслибъ еще всѣ эти Соньки хоть по-своему грубо, да веселились, а то и того нѣтъ; видно, что имъ Пассажъ опостылѣлъ донельзя.»