— Г-жа Бѣлаго у себя? — спросилъ онъ весело, увидавъ передъ собой маленькаго грума въ коричневой курточкѣ со шнурками.
— У себя-съ, — отвѣтилъ мальчикъ, оправляя свой бѣлый галстухъ. — Какъ объ васъ доложить?
Карповъ вынулъ карточку и написалъ на ней подъ своею фамиліей: «имѣетъ вручить вамъ нѣчто».
Грумъ попросилъ его въ гостиную. Войдя въ нее, Алексѣй Николаевичъ улыбнулся. Воздухъ салона показался ему самымъ располагающимъ къ продѣлыванію сценъ любовнаго содержанія.
Его не заставили долго ждать. Свистъ шелковаго платья послышался за трельяжемъ. Быстрымъ движеніемъ руки Карповъ раздѣлилъ двѣ пряди своей бороды, обернулся на каблукѣ и отвѣсилъ низкій поклонъ.
Передъ нимъ стояла вчерашняя блондинка, въ черной кружевной косынкѣ, накинутой на шиньонъ, въ ярко-красномъ корсажѣ и темной, приподнятой сзади юпкѣ.
— Позвольте мнѣ, — заговорилъ Алексѣй Николаевичъ, не мѣняя почтительной позы: — возвратить вамъ вашу собственность.
— Какую? — спросила г-жа Бѣлаго, оглянувъ Карпова съ ногъ до головы.
Онъ протянулъ къ ней коробку съ конфектами.
— Я нашелъ ее вчера на подъѣздѣ кондитерской и разсудилъ, что обронили ее вы.
— Я? ха, ха, ха!… Да это прелестно!
Она сѣла на диванъ и рукой пригласила Карпова.
Онъ, все еще съ коробкой въ протянутой рукѣ, сѣлъ возлѣ нея и, скорчивши жалобную мину, проговорилъ:
— Я, право, не виноватъ. Прикажите получить.
Въ это время они глазами поняли другъ друга.
— Такъ вы увѣрены, — заговорила она: — что я вчера обронила эту коробку?
— Помилуйте, на подъѣздѣ.
— Хорошо, хорошо. Вы — смѣлый, я это очень люблю. Теперешніе молодые люди такія мокрыя курицы.
— Да какая-же смѣлость, — продолжалъ все такъ же жалостно Алексѣй Николаевичъ.
— Очень смѣлый и ловкій. Вчера вы меня спросили: гдѣ я живу, такъ серьезно, что я совершенно машинально отвѣтила вамъ. Молодецъ!
Они пристально глядѣли другъ на друга и многозначительно улыбались. Смѣлый брюнетъ уже нашелъ лазейку въ широкое сердце блондинки и самъ съ нескрываемымъ удовольствіемъ оглядывалъ всѣ ея контуры.
— Вы курите? — спросила опа, предлагая ему папироску.
Карповъ закурилъ, и тотчасъ-же, какъ ни въ чемъ не бывало, подсѣлъ къ ней очень близко.
— Неужели вы постоянно живете въ Петербургѣ? — спросила она.
— Почти-что постоянно. А что?
— Да какъ-же я васъ нигдѣ не встрѣчала.
— Это отъ того, — началъ шутовскимъ тономъ Алексѣй Николаевичъ: — что я спасался; а теперь хочу наверстать.
— Спасались? Это такъ на васъ похоже. Вы теперь на все лѣто здѣсь?
— Да, собираюсь на дачу.
— Куда?
— Да не знаю еще. А вы куда?
— Хотите быть моимъ жильцомъ? Я огромный домъ нанимаю.
— Еще-бы! Но позвольте мнѣ спросить васъ: какъ ваше имя и отчество? Я вчера, какъ только взглянулъ на васъ, сеичасъ-же рѣшилъ, что вы русская.
— А меня всѣ принимаютъ за нѣмку.
— Кто-же можетъ впадать на такую ересь?! Въ васъ — вся роскошь русской женщины.
— Батюшки, какая восторженность! Вы не литѳраторъ-ли?
— Что вы бранитесь!
— Какъ бранюсь?
— Да, какъ-же, сочинителемъ обзываете. Я грѣшу тайкомъ отъ самого себя. Только не въ стихахъ.
— Ну, я и говорю вамъ, что вы навѣрно литераторъ. Если-бы вы служили, у васъ-бы не было такой чудной бороды.
Карпову сдѣлалось уже совсѣмъ ловко.
— Такъ какъ-же васъ зовутъ? — спросилъ онъ, схватывая тонкую бѣлую руку съ длинными пальцами, которая какъ-то сама собою протягивалась къ нему.
— Акулина!
— Не можетъ быть.
— Лукерья!
— Пустяки.
— Хотите правду?
— Требую.
— Авдотья.
— Такъ и зналъ!
— Какъ, вы смѣли принять меня за Авдотью?
— Помилуйте, да это прекрасное русское имя. Вольно-же вамъ произносить его такъ. А вы скажите Евдокія. Вся пикантность заключается въ томъ, что я тотчасъ-же сказалъ себѣ вчера: эту даму зовутъ не Кристина Карловна и не Амалія Андреевна, а Прасковья Матвѣевна или Авдотья Степановна.
— Ай да угадчикъ! Вѣдь меня въ самомъ дѣлѣ зовутъ Авдотьей Степановной.
— А меня зовутъ просто Алешей.
— Такъ, съ перваго слова Алешей?
— Да, Алешей.
— Ну, будь по-вашему. Вѣдь, вамъ-бы, Алеша, слѣдовало оба уха до крови надрать…
— Да вѣдь вы сами говорите, что любите смѣлыхъ юношей. Ну, такъ и запишемъ, что юноша смѣлъ; а теперь, вотъ въ настоящую минуту, этому юношѣ очень легко и пріятно, и если вы не выгоните, онъ способенъ остаться здѣсь до скончанія вѣка.