Судьба этой женщины, по внѣшности, была самая обыкновенная. Она родилась и воспиталась въ семьѣ бѣдныхъ трудолюбивыхъ людей, въ семьѣ учителя гимназіи. Лѣтъ восемнадцати пошла она въ гувернантки, а года черезъ три вышла замужъ за человѣка съ хорошими средствами, который тотчасъ послѣ свадьбы уѣхалъ за-гра-ницу, гдѣ они и жили безвыѣздно около четырнадцати лѣтъ. Мужъ Надежды Сергѣевны принадлежалъ къ нерѣдкимъ на Руси людямъ, страдающимъ какою-то роковою неумѣлостью въ подъискиваніи себѣ подходящей дѣятельности. Онъ долго и разносторонне учился, очень много зналъ, одушевленъ былъ прекраснѣйшими побужденіями и кончилъ бѣгствомъ изъ Россіи. Примкнуть ему не удалось ни къ какому движенію, а втянуться въ рутинный обиходъ какой-нибудь призрачной дѣятельности онъ не хотѣлъ. Женился онъ съ этимъ неотраднымъ итогомъ и былъ лѣтъ на десять старше жены. За-границей мужъ Надежды Сергѣевны кидался во всѣ мѣста и перепробовалъ служенія всевозможнымъ вопросамъ. Онъ не жалѣлъ ни своихъ нравственныхъ силъ, ни средствъ, продалъ все то, что у него было въ Россіи, и сталъ проживать не одни проценты, но и капиталъ. Проживалъ онъ деньги усердно; а къ дѣлу все-таки ни къ какому приладиться не могъ. Его сожигалъ лихорадочный огонь вперемежку съ періодами полнаго упадка нравственныхъ силъ. Надежда Сергѣевна, какъ ни старалась сосредоточить жизнь своего мужа, никогда не могла этого добиться. Характеромъ и послѣдовательностью ума она была крупнѣе его; во его умъ не подчинялся ея вліянію, не по самолюбію, а по чрезвычайной тревожности. Надежда Сергѣевна не могла никогда не только укрѣпить своего мужа въ преслѣдованіи одной какой-нибудь цѣли, но и утѣшить его сколько-нибудь въ періоды маразма, въ который онъ впадалъ между двумя припадками лихорадочной дѣятельности. Была минута, когда личность мужа почти возмущала ее. Она взглянула было на него, какъ на жалкаго диллетанта, кидающагося какъ угорѣлый, чтобы только наполнить чѣмъ-нибудь свое бездѣлье и свою неумѣлость. Такой взглядъ почти совсѣмъ убилъ ея довольство, но онъ вскорѣ смѣнился инымъ отношеніемъ къ личности мужа. Надежда Сергѣевна увидала, что надъ этою личностью тяготитъ роковая судьба. Натура у него была превосходная, всѣ стремленія просвѣтительныя, любовь къ человѣчеству незнающая себѣ предѣла. Но ему не дано было найти равновѣсіе своимъ душевнымъ силамъ. Въ этомъ она признала не его личную вину, а судьбу цѣлой генераціи людей. Призывать его къ дѣловой рутинѣ жизни она не могла, зная впередъ, что еслибъ онъ даже сдѣлался на время чернорабочимъ, онъ не выдержалъ бы и одного мѣсяца. Она не рѣшалась также останавливать его въ тратахъ денегъ, сопряженныхъ съ его мозговою тревожностью. Лично она не имѣла на это никакого права: мужъ взялъ ее совершенно бѣдною дѣвушкой. Правда, подростала у нихъ дочь; но Надежда Сергѣевна была, по натурѣ своей, чужда всякимъ буржуазнымъ добродѣтелямъ. Она ни разу не сказала мужу, что если трата капитала пойдетъ такимъ путемъ, то ихъ Лизокъ останется безприданницей. Послѣдніе два года до смерти мужа она думала только о томъ, чтобы онъ не впалъ окончательно въ безповоротный недугъ полнѣйшаго самоосужденія. Она даже старалась поддерживать всякими средствами его жизненные опыты. Но ему не дано было достаточной доли идеализма и самообольщенія. Смерть пришла къ нему внезапно. Онъ умеръ острою воспалительною болѣзнью, и еслибы смерть не поспѣшила, конецъ его жизни уложилъ бы въ преждевременный гробъ Надежду Сергѣевну. Самый послѣдній годъ протянулся для ея мужа въ мрачной хандрѣ. Натура надѣлила его темпераментомъ сангвиника, а трагическіе поиски задушевной дѣятельности превратили въ холерика, который сдѣлался въ тягость и себѣ и другимъ. Надежда Сергѣевна новымъ материнскимъ чувствомъ привязалась къ этому «гражданину вселенной» и, оплакивая смерть его, не могла не признать ее днемъ избавленія…