— Надежда Сергѣевна, — сказалъ Борщовъ — вашъ Лизокъ выдалъ васъ. Извольте безъ всякой церемоніи лечь отдохнуть, а мы будемъ продолжать бесѣду, если только моимъ друзьямъ не нужно готовить уроковъ.
— Завтра воскресенье, — проговорилъ гимназистъ.
— Мы будемъ говорить и читать, — добавила Лиза. Раздался звонокъ.
— Это мой семинаристъ! — вскрикнула она и бросилась въ переднюю.
И въ самомъ дѣлѣ это былъ Бенескриптовъ. Ѳедоръ Дмитріевичъ вошелъ торопливо, еле поздоровался съ Лизой и, подавая руку Надеждѣ Сергѣевнѣ, проговорилъ:
— Дѣла!
Увидѣвши Борщова, онъ улыбнулся во весь ротъ.
— А я у васъ былъ сейчасъ, чтобы узнать…
— Не волнуйтесь такъ, Ѳедоръ Дмитріевичъ, — сказала ему Надежда Сергѣевна: — мнѣ сдѣлано такое предложеніе… лучше я и не мечтала.
— Ой-ли? — вскричалъ Бенескриптовъ.
— Да, семинаристикъ мой прекрасный, — вмѣшалась Лиза: — этотъ господинъ теперь нашъ другъ, Онъ отыскалъ мамѣ чудесный работъ. Я все это вамъ разскажу потомъ; а теперь вы меня оставьте въ покоѣ. Я урокъ брать не буду, у меня гости, и мы вотъ всѣ трое хотимъ говорить и читать.
— Стало быть, дружескій союзъ заключенъ? — спросилъ Бенескриптовъ, глядя на Борщова и на ребятъ. — А этотъ молодой человѣкъ откуда? — спросилъ онъ, укалывая на гимназиста.
— Это мой пріятель, — откликнулась Лиза: — я его сама нашла. Онъ очень гордъ, что онъ гимназистъ, а мы съ вами сдѣлаемъ ему examen.
— Какъ я радъ, — заговорилъ Бенескриптовъ, глядя въ одно и то же время на Надежду Сергѣевну и на Бор-щова: — что вы теперь хорошо знакомы. Люди вы подходящіе, я это сейчасъ распозналъ. И вотъ такъ кстати случилось, что Павелъ Михайловичъ здѣсь; а я прибѣжалъ сообщить одно обстоятельство…
Бенескриптовъ остановился и поглядѣлъ на дѣтей.
— Лизокъ, — окликнулъ онъ: — вы-бы начали свое чтеніе.
— Начнешь… Вы что-же насъ гонитъ? Вы не хо-ить, чтобы маленькіе слушали разговоръ большихъ? Это мнѣ не нравится. Вы имѣйте des préjugés [4]. Это не хорошо. Мы идемъ. Саша, пойдемъ ко мнѣ въ комнату, я тебѣ буду читать книжку «Самопомощь». Ты слышалъ?
— Слышалъ, — отвѣтилъ гимназистъ.
И пара удалилась.
— Присядьте-ка, Надежда Сергѣевна, — приглашалъ Бенескриптовъ: — и вы, Павелъ Михайловичъ. Я прибѣжалъ къ вамъ точно угорѣлый. Вотъ какое дѣло. Надо мнѣ было съѣздить въ Царское. На одинъ поѣздъ я опоздалъ и поѣхалъ по варшавской дорогѣ. А оттуда со станціи шелъ я вмѣстѣ съ однимъ господиномъ. Онъ тоже кого-то провожалъ, а извозчиковъ не случилось. Ну, по дорогѣ мы разговорились, тары-бары; я ему разсказалъ, что пріѣхалъ недавно изъ-за границы, и про прежнюю свою службу такъ немножко. Вижу — человѣкъ бойкій, и виду такого авантажнаго, однѣ бакенбарды чего стоитъ. Я, грѣшный человѣкъ, Надежда Сергѣевна, думаю себѣ: не можетъ-ли, дескать, оный баринъ пригодиться на счетъ литературной работы…
— Моей? — подсказала Надежда Сергѣевна.
— Ну, извѣстное дѣло. Я и начинаю ходить вокругъ да около. Какъ-де трудно нынче самымъ что ни на есть талантливымъ женщинамъ…
— Ѳедоръ Дмитріевичъ…. — остановила Надежда Сергѣевна.
— Да, самымъ что ни на есть талантливымъ. Вездѣ нужны-де кумовство и протекція. Онъ ничего, такъ либерально разсуждаетъ, чувствую я, что человѣкъ новый и бывалый. Шпре да дальше, я, простите великодушно, Надежда Сергѣевна, называю вашу фамилію и вкратцѣ излагаю… ну все, что не касается вашихъ душевныхъ дѣлъ. Какъ только я имя ваше сказалъ и фамилію, онъ останавливаетъ меня и спрашиваетъ: «какая это Загарина? Не жена-ли того, который умеръ за-границей?» Она самая, говорю. «Давно она здѣсь?» Съ такого-то, молъ, числа. «Очень, говоритъ, пріятно слышать, а я уже собирался вызывать ее черезъ газеты».
— Вызывать? — съ нѣкоторымъ безпокойствомъ спросила Надежда Сергѣевна.
— «Да, вызывать, потому я имѣю до нея дѣло, къ большой ея пользѣ клонящеееся. Пожалуйста, дайте мнѣ ея адресъ.»
— Вы дали? — спросила Надежда Сергѣевна.
— Сообщилъ, видя, что человѣкъ по всѣмъ статьямъ добропорядочный; да вдобавокъ здѣсь, въ Петербургѣ, не укроешься, на то адресный столъ есть. Я потомъ немножко и пенялъ на себя, вы ужь меня великодушно простите, Надежда Сергѣевна, быть-можетъ, скажете, что болтливость у меня чрезмѣрная, но, съ другой стороны, взять и то: для васъ непріятности изъ этого произойти не можетъ. Вы въ чистотѣ и непорочности живете, такъ-сказать. Взысканій на васъ никакихъ нѣтъ, стало быть, чего-же вамъ скрываться? Опять-же повторяю, господинъ этотъ во всѣхъ статьяхъ благоприличный, не ярыжка какой-нибудь. Перстни на немъ и цѣпочки всякія: видимое дѣло — не проходимецъ. И въ разговорѣ у него слышна основательность.