— Да чего-жь вы боитесь?
— Боюсь выйти изъ полной безвѣстности..
— Вѣдь вы не бѣглая, а если я уже что наглупилъ, такъ я самъ и казнь буду принимать. Теперь извольте отдохнуть. Лизокъ что-то разлѣнилась; я засажу ее за урокъ, и мальчуганъ можетъ прислушать.
Бенескриптовъ, вставая, взялъ руку Надежды Сергѣевны и совершенно неожиданно поцѣловалъ ее.
Она поцѣловала его въ лобъ и не замѣтила, что лицо его, когда онъ поднялъ голову, какъ-то побурѣло.
XII.
Въ Петергофскомъ саду, на террасѣ около Монплезира, стояли дама и двое мужчинъ. Дама была Авдотья Степановна. Изъ мужчинъ, одинъ — Карповъ, другой — пріятель Авдотьи Стеановны Ипполитъ Ивановичъ Воро-тилинъ.
Вся его наружность покрыта была глянцемъ, въ особенности же щеки и бакенбарды. Полное лицо, слегк-припухшее, постоянно улыбалось. Круглые бѣлые зубы то-и-дѣло выглядывали и блестѣли. Двойной подбородокъ уже начиналъ формироваться. На высокой, коренастой фигурѣ Воротилина платье сидѣло, какъ вылитое изъ бронзы. Онъ былъ одѣтъ пестро и совершенно по лѣтнему. Русые курчавые волосы прикрывала бѣлая, лоснящаяся шляпа. Полныя руки стягивались свѣтло-лиловыми перчатками.
Авдотья Степановна стояла въ срединѣ, ближе къ Карпову.
— Какъ вы меня нашли? — спросила она Воротилина.
— Мнѣ сказали у васъ, — отвѣтилъ онъ, переминаясь на особый ладъ: — что вы пошли гулять, и не одни, ну я и сообразилъ, что вы отправитесь къ Монплезиру.
Онъ искоса поглядѣлъ на Карпова. Тотъ отвѣтилъ ему такимъ же косымъ взглядомъ, но тотчасъ же послѣ того весело улыбнулся.
Авдотья Степановна взглянула, въ свою очередь, на нихъ обоихъ и тоже усмѣхнулась.
— Вы не знакомы? — спросила она, обращаясь къ сбоимъ вмѣстѣ.
— Не имѣю чести, — проговорилъ Воротилинъ.
Карповъ сдѣлалъ только движеніе головой.
— Это Воротилинъ, — сказала Авдотья Степановна, указывая на него рукой: — мой повѣренный и несчастный обожатель. Алексѣй Николаевичъ Карповъ, — добавила она.
— Какъ вы меня рекомендуете, Авдотья Степановна. Ужъ одно что-нибудь сказали-бы: или адвокатъ, или обожатель.
— Одного мало. Вашего брата надо сейчасъ другъ другу отрекомендовать вполнѣ.
— Тогда позвольте узнать?… — спросилъ Воротилинъ.
Онъ не договорилъ и значительно взглянулъ на Карпова.
— Онъ другъ моего дѣтства.
— И только? — освѣдомился Воротилинъ.
— Нѣтъ, не только другъ — и союзникъ.
— Да вы развѣ воевать съ кѣмъ сбираетесь?
— Сбираюсь? Да я постоянно и воюю.
— Съ кѣмъ же, смѣю спросить?
— Да вы всѣ, сколько васъ ни есть — враги мои.
— Полноте, милѣйшая Авдотья Степановна, — заговорилъ игриво Воротилинъ, схватывая ея руку.
Она руки не дала, ударила его зонтикомъ и чуть замѣтно взглянула на Карпова.
— Вотъ что, Воротилинъ, — начала она: — вы чаю хотите?
— Не дурно бы.
— Съ ѣдой, конечно?
— И съ ѣдой, если позволите.
— Ну, такъ извольте отправляться ко мнѣ, бѣглымъ шагомъ, и распорядиться на счетъ чаю.
— Помилуйте, Авдотья Степановна: — вѣдь это не къ спѣху.
— Да я сама хочу ѣсть, а ждать не желаю. Кого-же мнѣ послать, кромѣ васъ? Ну, маршъ, безъ всякихъ разсужденій.
Лицо Воротилина сдѣлало жалобную гримасу. Онъ снялъ шляпу и прошелся платкомъ по лбу.
— Ну, что-жь вы стоите? — вскричала Авдотья Степановна. — Если вы сейчасъ же не двинетесь, то я васъ къ себѣ на чай не приглашаю.
Воротилинъ только крякнулъ и, круто обернувшись къ Авдотьѣ Степановнѣ, протянулъ руку и просительно проговорилъ:
— Ручку пожалуйте.
— Никакихъ ручекъ не будетъ, — отрѣзала Авдотья Степановна и толкнула его въ спину зонтикомъ.
Глядя на удаляющагося Воротилина, Карповъ тихо разсмѣялся.
— Уродъ! — говорила Авдотья Степановна. — Ты его нигдѣ не встрѣчалъ?
— Знаю по слухамъ. Онъ, кажется, изъ такихъ адвокатовъ, которымъ всѣ пути и дороги открыты.
— По этой части моему чадушкѣ не уступитъ. Они вѣдь съ нимъ пріятели.
— Пріятели? — какъ бы съ нѣкоторымъ безпокойствомъ переспросилъ Карповъ.
— Какъ же. Вмѣстѣ безобразничаютъ.
— Такъ удобно ли, что ты ему меня такъ прозрачно отрекомендовала?
— Прозрачно? Такъ и надо. Ты еще посмотри, какъ я его стану на медленномъ огнѣ поджаривать. Вѣдь онъ ко мнѣ вотъ ужь чуть не цѣлый годъ пристает…
— Хочетъ отбить у Бразильянца?
— Сначала хотѣлъ вмѣстѣ пользоваться, а йотомъ сталъ всякія условія предлагать. Я, говоритъ, коли на то пошло, могу тряхнуть мошной погуще вашего Саламатова. Какъ этотъ народишка изворовался, просто омерзе-ніе- беретъ! Пріятелями вѣдь считаются, водой не разольешь, а какую угодно гадость одинъ другому сдѣлаютъ. Ты вотъ статейки пишешь, такъ тебѣ черезъ меня сколько можно позаимствоваться.