— Конечно. И какъ-же послѣ этого намъ, барынямъ, какъ вы насъ называете, порываться куда-нибудь и во что-нибудь уйти, если мы сейчасъ-же наталкиваемся на мужское высокомѣріе.
— Высокомѣріе? — спросилъ Борщовъ.
— А то что-же? Я иначе не могу объяснить вашего отношенія ко мнѣ. Если это ие высокомѣріе, то какая-то непонятная боязнь…
— Боязнь, пожалуй, — отвѣтилъ, немного потупившись, Борщовъ.
— Чего-же вы боитесь? — рѣзко выговорила Катерина Николаевна.
— Фальши боюсь, вотъ чего-съ.
Борщовъ произнесъ эту фразу съ умышленною сухостью и съ такимъ-же умышленнымъ прибавленіемъ частицы <съ». Онъ чувствовалъ все большую и большую неловкость и никакъ не мотъ найти подходящую ноту для разговора съ Катериной Николаевной.
— Фальши, говорите вы. Я такъ не боюсь ея. Да н какая можеть быть фальшь въ нашихъ отношеніяхъ? Полноте, m-r Борщовъ, вы точно нарочно хотите дразнить меня, а я, право, этого пе заслуживаю. Какъ-же нам послѣ эгого жить сколько-нибудь разумно? Встрѣчаете вы человѣка молодаго, бодраго, съ прекрасными порывами, видите, что его поддержка бы.іа-бы для васъ драгоцѣнна, вы желаете искренно войти во всѣ его интересы, сдѣлаться его помощницей, и не формально только, а задушевно, вполнѣ понять его, какъ человѣка… а онъ сеіі-часъ-же на попятный дворъ, сейчасъ-же покажетъ вамъ, что вы существо низшаго разряда…
— Помилосердуйте! — вскричалъ Борщовъ.
— Дайте мнѣ высказаться. А если не мужское высокомѣріе говоритъ въ немъ, то мелочность, тщеславіе, боязнь чего-нибудь совершенно внѣшняго, совершенно неподходящаго къ его нравственному типу…
— Вы изволили кончить? — спросилъ съ тихою улыбкой Борщовъ.
— И могла бы говорить цѣлые два часа, — продолжала съ живостью Катерина Николаевна: — но сейчасъ наше совѣщаніе, поэтому я должна сократить мое обвиненіе. Повторяю: вы относитесь ко мнѣ безъ той простоты, на какую я имѣю нѣкоторое право. Если во мнѣ самой, въ моемъ тонѣ, въ чемъ-бы то ня было, вы замѣчаете что-нибудь двоедушное, фальшивое, цусгое, — скажите мнѣ это. Ес.іи-же нѣтъ, объясните мнѣ попросту: почему вы держитесь со мною такого страннаго тона?
Вышла маленькая пауза. Борщовъ взглянулъ изподлобья на Катерину Николаевну и опустилъ глаза. Она сидѣла противъ него выпрямившись, съ открытымъ, энергическимъ лицомъ и блистающими глазами. Она была особенно хороша въ эту минуту. Все въ ней вызывало искренній и смѣлый отвѣтъ. Правая рука была красивымъ жестомъ откинута на ручку кресла. Голова подалась нѣсколько назадъ. Борщовъ еще разъ вскинулъ на нее глазами, и тихое, но весьма явственное смущеніе овладѣло имъ.
— Вы меня извините, — началъ онъ медленно, стараясь придать своему голосу какъ можно больше твердости. — Я человѣкъ несвѣтскій, и въ моей манерѣ могутъ быть разныя неровности, которыя происходятъ просто отъ малаго умѣнья жить въ свѣтѣ…
— Это вовсе не то! — прервала его Катерина Николаевна.
— Есть тутъ, я признаюсь, и другая причина…
— Вотъ ее-то я и хотѣла-бы знать, съ нея-то вы-п начните.
— Вы, кажется, преувеличиваете значеніе моей дѣятельности. Я просто — чернорабочій. То, чѣмъ я добываю себѣ кусокъ хлѣба, не удовлетворяетъ меня. Я отдаюсь, всякому дѣлу, изъ котораго можетъ выйти какой-нибудь толкъ…
— Опять-таки не то! — еще съ большею живостью прервала его Катерина Николаевна. — Какъ вамъ не стыдно такъ увертываться! Неужели вамъ трудно сказать, очень простую вещь: я не хочу выказать вниманіе къ свѣтской барынѣ, чтобы она посильнѣе почувствовала всю-разницу между ею и мною.
— Полноте, полноте, — повторилъ уже совершенно смущенный Борщовъ.
— Согласитесь сами, что свѣтская женщина, преданная своему тщеславію, не стала-бы, какъ я, вызывать. васъ на такой разговоръ; но мнѣ, право, больно видѣть, что люди, какъ вы, отдаютъ дань непонятной мелочности, — извините меня, я не могу назвать иначе то, что я въ васъ вижу.
— Я не оправдываюсь, — проговорилъ Борщовъ.
— Вы считаете это ниже вашего достоинства!
— Не будемте мелочно пикироваться! Моя сдержанность имѣла дѣйствительно другую причину…
Онъ не договорилъ, и взглядъ его встрѣтился неожиданно со взглядомъ Катерины Николаевны.
Она не опустила глазъ.
— Право, — заговорила она шутливымъ тономъ: — вы готовы разыграть роль одного изъ тѣхъ салонныхъ героевъ, надъ которыми вы обыкновенно смѣетесь. Или вы такъ дорожите вашею репутаціей, что боитесь скомпрометироваться въ глазахъ серьезныхъ людей… Впрочемъ, оставимъ зто. Я жалѣю, что обратилась къ вамъ такъ… необдуманно…
Борщовъ тревожно взглянулъ на нее и поблѣднѣлъ.