Они молча подали другъ другу руки и, наклоняясь, скорымъ, но внимательнымъ взглядомъ оглядѣли другъ друга. Повалишинъ произвелъ на Борщова тутъ-же впечатлѣніе чего-то деревяннаго, самодовольнаго и чиновничья™. Борщовъ лицомъ своимъ понравился Повалишину.
Катерина Николаевна взглянула на мужа, какъ-бы желая спросить его: хочетъ-ли онъ посидѣть немного или пѣтъ? Александръ Дмитріевичъ опустился въ кресло и сдѣлалъ движеніе рукой, приглашавшее Борщова сѣсть на диванъ.
— Вы сотрудникъ моей жены, — началъ Повалишинъ такимъ-же тономъ, какимъ онъ задавалъ вопросы на судебныхъ засѣданіяхъ.
— Скажи лучше, Alexandre, — перебила его Катерина Николаевна: — что я желала-бы сдѣлаться настоящею сотрудницей Павла Михайловича.
Борщовъ улыбнулся и промолчалъ. Онъ все еще не могь справиться съ неловкостью, какую ощутилъ при входѣ въ кабинетъ Катерины Николаевны.
— И очень жалѣю, — продолжалъ все тѣмъ-же тономъ Повалишинъ: — что мои занятія не позволяютъ мнѣ принять участіе въ вашихъ трудахъ.
«А я такъ совсѣмъ не жалѣю», промелькнуло въ головѣ Борщова.
— По мнѣ очень пріятно было-бы, отъ времени до времени, знакомиться съ результатами вашей совмѣстной дѣятельности.
«Ну, что ты тутъ процѣживаешь, — началъ сердиться про себя Борщовъ — что мнѣ за дѣло до того, желаешь ты или нѣтъ знакомиться съ результатами нашей дѣятельности».
Катерина Николаевна поглядѣла на Борщова, и ему показалось, что этотъ взглядъ хотѣлъ сказать: «Вы, пожалуйста, не смущайтесь. Послѣ приличныхъ случаю прелиминаріи супругъ мои удалится.»
Такъ оно и случилось.
Супругъ послѣ нѣсколькихъ подходящихъ общихъ мѣстъ удалился.
— Скажите мнѣ, — начала Катерина Николаевна, садясь около Борщова на диванъ: — но безъ малѣйшей утайки: васъ удивила моя записка? Неправда-ли?
— Удивила? Нѣтъ.
— Ну, и прекрасно. Значить, вы посмотрѣли на меня гораздо проще. Вы не считаете меня барыней, которая отъ бездѣлья позволяетъ себѣ разныя эксцентричности. Видите-ли, Павелъ Михайлович я веду себя съ вами совершенно особеннымъ какимъ-то манеромъ. Мнѣ хотѣлось, чтобъ вы были у меня и взглянули, какъ я жпву. Мой мужъ, конечно, вамъ не понравился…
— Я мелькомъ видѣлъ его… — началъ-было Борщовъ.
— Вы, пожалуйста, не отвертывайтесь. Вамъ это не удастся. Вы слишкомъ искренній человѣкъ. Онъ и не могъ вамъ понравиться. Вѣдь вотъ вы оба — люди дѣла, а какая громадная разница! Мой мужъ вылился въ готовую форму. Все въ немъ солидно и послѣдовательно. Работу доставляетъ ему должность. Ему нечего, какъ намъ съ вами, искать задушевнаго дѣла. Онъ беретъ то, что накопилось, что требуетъ обыкновенныхъ, несложныхъ усилій. Вылился онъ въ форму, которая на людей, какъ вы, не можетъ производить особенно пріятнаго впечатлѣнія. Но онъ, въ сущности, вовсе не такъ сухъ, какъ кажется. Умъ-его способенъ откликнуться на всякую дѣльную мысль…
Борщовъ слушалъ Катерину Николаевну и думалъ: «зачѣмъ она мнѣ все это говоритъ?»
И сама Катерина Николаевна, говоря о мужѣ, чувствовала, что она вязнетъ въ болотѣ. Она должна была округлять свои фразы, замѣчая, что говоритъ точно для очистки совѣсти, потому только, что нельзя не сказать-нѣсколько словъ объ Александрѣ Дмитріевичѣ.
«А что мнѣ за дѣло, — вдругъ спросила она себя — понравился ему мои мужъ, или нѣтъ?»
— Когда вы присмотритесь къ нему, — продолжала она однакоже на ту же тему: — вы найдете, конечно, что онъ вовсе не такой безстрастный magistrat, какимъ кажется съ перваго взгляда.
«А это зачѣмъ? — спросила она про себя. — Неужели я буду продолжать такъ до безконечности?»
— Я не привыкъ, — началъ Борщовъ: — отдаваться первому впечатлѣнію, но мнѣ кажется, что вашъ мужъ-вылился именно въ такую форму…
Борщовъ не договорилъ.
— Оставимте его! — вскричала Катерина Николаевна и тотчасъ-же обрадовалась тому, что такъ рѣзко перемѣнила тему разговора.
Борщовъ сидѣлъ какъ-бы въ выжидающей позѣ. Его неловкость все еще не прошла.
— Вы видите, — начала Катерина Николаевна: — что я страдаю отсутствіемъ всякихъ домашнихъ заботъ.
— У васъ нѣтъ дѣтей? — спросилъ Борщовъ.
— А вы этого не знали?
— Нѣтъ.
— Моему мужу ничего не надобно, никакихъ мелкихъ ухаживаній и попеченій. Онъ цѣлый день занятъ: до обѣда въ судѣ и вечеромъ у себя въ кабинетѣ. Онъ готовъ всегда оставить свои занятія и проводить время со мною; но въ мои идеи, въ мои интересы онъ не можетъ войти, опять-таки потому, что вылился въ такую законченную форму. Времени у меня страшно много. Выѣзжать я не люблю. Принимать у себя барынь — значитъ наводить на себя еще большую хандру. Я съ дѣтства привыкла къ мужскому уму; но все, что я здѣсь находила и въ молодыхъ людяхъ, и въ пожилыхъ, дышало такой — безцѣльною и скучною ярмаркой тщеславія и пустоты. Я знаю, слова мои могутъ показаться вамъ банальными фразами. Одно изъ двухъ: или вы отнесетесь ко мнѣ довѣрчиво и широко, или вы отретируетесь, если я не — съумѣю побѣдить ваше предубѣжденіе.