Она протянула ему руку, глаза ея разгорѣлись, на яркихъ губахъбыла какая-то особенная, не столько восторженная, сколько энергическая улыбка. Голосъ ея точно по струнамъ игралъ по нервамъ Борщова.
— Мнѣ все не вѣрится, — промолвилъ тихо Борщовъ: — что вы рѣшитесь, когда нужно будетъ, жить такъ, какь вамъ говорятъ ваши лучшія порыванія…
— Посмотрите, — сказала она. — Мой отецъ всегда мнѣ говорилъ, что если въ голову мою засйлт кікаи-ни-будь идея, то она, такъ или иначе, прорвется наружу.
— А воображеніе…
— Вы думаете, что оно играетъ?
— Глядя на васъ, невольно придетъ на умъ, что съ воображеніемъ вамъ надо прежде всего бороться.
— Вотъ видите, — вскричала Катерина Николаевна: — какъ всѣ мужчины, и даже самые лучшіе, способны расхолаживать нашъ женскій протестъ.
— Нисколько, — живо возразить Борщовъ. — Я потому такъ и говорю вамъ, что не считаю васъ дюжинною барыней, на которую нашелъ извѣстный стихъ. Лучше-же теперь поэкзаменовать себя, чѣмъ потомъ начинать опять мелкую борьбу съ тщеславіемъ, барствомъ или личнымъ характеромъ.
— Довольно, довольно! — вскричала Катерина Николаевна. — Теоретическіе разговоры я поканчиваю. Вы должны хоть сколько-нибудь облегчить мнѣ мою задачу. Надо людей, а людей между женщинами такъ мало. Въ пашемъ обществѣ все барыни, которымъ рѣшительно все равно, съ чѣмъ ни возиться, только-бы налъ чѣмъ-нибудь охать. Вы хотѣли предложить къ намъ въ члены какую-то вашу знакомую.
— Да, я очень-бы желалъ.
— Начните съ того, чго познакомьте ее со мной.
— Когда вамъ будетъ угодно?
— Мнѣ угодно хоть завтра.
— Но какъ-же это сдѣлать?
— Ахъ, Боже мой, очень просто. Скажите ей, что я ищу людей, вотъ и все. Какихъ-же еще рекомендацій? Я-бы желала услыхать отъ васъ ея исторію; но вы — дѣловой человѣкъ, а я и такъ слишкомъ долго задерживала васъ. Вы знаете, что я выѣзжаю очень мало и вечера мои совершенно свободны. Визитовъ я отъ васъ не требую, да вамъ и некогда, но вечеромъ не забывайте меня. Я вамъ даже буду говорить, въ какіе дни вы меня навѣрно найдете дома и не встрѣтите у меня никакихь ненужныхъ и скучныхъ народовъ.
«А супруга?» — спросилъ про себя Борщовъ.
— Мой мужъ, — продолжала Катерина Николаевна, точно отвѣчая на этотъ вопросъ: — занятъ по вечерамъ своею судейской работой.
— Неужели васъ никуда не тянетъ поблистать, потѣшить свое тщеславіе, повеселиться?
— Теперь никуда; но я замѣчаю, что вы опять начинаете вашъ скептическій допросъ. Прощайте.
Борщовъ всталъ и, смиренно улыбаясь, пожалъ ей руку. Но ему такъ захотѣлось посидѣть еще около нея, даже ничего не говоря или ведя самый пустой разговоръ.
— Прощайте, — повторила она: — смотрите-же познакомьте меня скорѣе съ женщиной-человѣкомъ.
Онъ, незамѣтно для себя, еще разъ пожалъ руку Катерины Николаевны и вышелъ, сдѣлавъ надъ собою усиліе, чтобы не обернуться и не взглянуть на нее.
А Катерина Николаевна просидѣла нѣсколько минуть на диванѣ, съ закрытыми глазами, и тихо улыбалась.
VIII.
Прядильниковъ послалъ еще телеграмму въ Москву и получилъ, наконецъ, отвѣтъ: «буду». Карповъ пріѣхалъ черезъ два дня послѣ своего отвѣта.
— Что съ тобой? — вскричалъ онъ, вваливаясь въ комнату Прядильникова. — Или ты мнѣ сюрпризъ закатилъ? Кто этакія телеграммы посылаетъ? Ты хоть-бы постыдился передъ телеграфистками: и пріѣзжай, коли не хочешь быть такимъ-сякимъ». А я, можетъ быть, въ телеграфномъ вѣдомствѣ обрѣлъ нѣкую дѣвицу, наклонную къ законному браку. И вдругъ она читаетъ… Ты только это сообрази!
— Ну, ну, полно орать, — перебилъ его Прядильниковъ, цѣлуя его. — Коли послалъ телеграмму, значить нужно было.
— Ну, такъ разсказывай. Ты живъ, здоровъ, Европа не провалилась. Изъ-за чего-же было гнать меня?..
— Хочешь ѣсть? — спросилъ вдругъ смягченнымъ тономъ Прядильниковъ.
— Да ты не заговаривай, а отвѣчай мнѣ прямо безъ увертокъ. Ну, говори: это Евдокія тебя зарядила?
— Ты сними сумку-то.
— Сумку-то я сниму, да ты-то мнѣ отвѣчай: это дѣло рукъ Евдокіи?
— Тебѣ слѣдуетъ быть здѣсь, — строго выговорилъ Прядильниковъ и весь нахмурился.
— Слѣдуетъ… Это почему?
— Алешка, ты подло поступаешь.
— Не бранись, Николаичъ, прибью!
— Да, ты поступаешь подло. Ты, какъ трусъ, далъ бѣжку въ Москву и тамъ напустилъ на себя блажь…
— Такъ и зналъ! Евдокія изволила прочесть тебѣ мое посланіе.
— Ну, такъ что-жь?