— Но что же ты намѣренъ дѣлать? — спросилъ, оправившись отъ смущенія, Прядильниковъ, — Ты поѣдешь къ ней?
— Поѣду.
— И будешь ее такъ же третировать, какъ въ твоемъ письмѣ?
— Повѣрь мнѣ, Николаичъ, что мы съ нею объяснимся гораздо толковѣе, чѣмъ ты воображаешь.
— Умоляю тебя, Алеша, — вдругъ вскричалъ Прядильниковъ, поднимаясь съ дивана и схватывая Карпова за обѣ руки: — не оскорбляй еяі
— Ну тебя совсѣмъ! — отрѣзалъ Карповъ. — Ты и прежде былъ шалый, а теперь совсѣмъ помутился. Больше я нё хочу переливать изъ пустаго въ порожнее.
И съ этими словами Карповъ отправился въ свою комнату.
Черезъ четверть часа онъ ѣхалъ къ Авдотьѣ Степановнѣ и думалъ о Николаичѣ:
«Евдокія подцѣпила его, и даже очень! Ну, что-жь! Отчего ему и не попробовать утѣхъ любви, если таковыя явятся. Бѣдный Николаичъ, весь свой вѣкъ ты тормошился и не зналъ никакихъ радостей, кромѣ удовлетворенія полемическаго задора. И вотъ теперь овладѣваетъ тобою страсть…»
Карпову сдѣлалось сразу совершенно ясно, что въ Николаичѣ заговорило неизвѣданное имъ чувство. Онъ не могъ не улыбнуться, представляя себѣ всю фигуру Прядильникова въ любовной сценѣ. Начавши почти съ грустныхъ соображеній о своемъ другѣ, онъ кончилъ смѣшными образами, которые его воображеніе начало возбуждать съ особою яркостью, такъ что, когда онъ подъѣхалъ къ дому Авдотьи Степановны, онъ былъ въ смѣхотворномъ настроеніи…
А но уходѣ его, Прядильниковъ долго сидѣлъ на диванѣ, опустивши низко голову и нервически покручивая то правый, то лѣвый усъ.
IX.
— А, Алквіадъ! — вскричала Авдотья Степановна, встрѣчая Карпова на порогѣ гостиной.
Она поцѣловала его въ лобъ.
— Не ждала такъ скоро? — спросилъ Карповъ.
— Сегодня никакъ не ждала. Неужели это ты меня послушался?
— Нѣтъ, это меня Николаичъ взбаламутилъ.
— Какъ такъ?
— Прислалъ мнѣ самую жалостную телеграмму.
— Ишь ты…
— Пріѣзжай, говоритъ, немедленно, иначе ты такой сякой!
— Этакій чудодѣй.
— А то-бы я еще пожилъ въ Москвѣ.
— Нашелъ, стало быть, невѣсту?
— Ну, невѣсты еще нѣтъ…
— А охота большая?
— Да обо миѣ-то что разспрашивать, еще успѣемъ; поговоримъ лучше о Николаичѣ.
— Н его выбраню, что онъ не можетъ ничего въ секретѣ держать.
— Не въ томъ тутъ дѣло. Вы, сударыня моя, его совсѣмъ помутили.
— Это какъ?
— Или не замѣчаете, что въ немъ теперь забродило?
— Что такое?
— Я его нашелъ въ какомъ-то умопомраченіи. Говоритъ мнѣ вещи ни съ чѣмъ несообразныя, всячески язвилъ меня изъ-за тебя и такъ о тебѣ сокрушается, что я сначала подумалъ: не ломаетъ-ли онъ со мною комедіи? Но вижу: нѣтъ, все это онъ въ серьезъ продѣлываетъ.
— Я-то при чемъ тутъ?
— Онъ въ тебя втюрился.
— Убирайся ты!
— Это вѣрно. И ты не могла этого не замѣтить.
— И въ помышленіи не было.
— Не вѣрю. Ты слишкомъ умна и наблюдательна, чтобы этого не замѣтить. Онъ теперь борется между чувствомъ къ тебѣ и расположеніемъ ко мнѣ. Онъ радъ тому, что я надумалъ въ Москвѣ, и въ то же время оскорбляется за тебя.
— Ничего я не пойму, да и зачѣмъ объ этомъ толковать. Твой Николаичъ не малолѣтній и самъ за себя похлопочетъ, а ты вотъ себя-то дай оглядѣть. Садись. Стопло-бы тебѣ хорошенько надрать уши за твое письмо. Такой женщинѣ, какъ я, не слѣдъ тебѣ писать такихъ писемъ. Что это у тебя за вычуры, что за извороты разные? Сказалъ бы попросту: я, дескать, теперь хочу на своей волѣ пожить. Вотъ и кончено. Тебѣ иначе нельзя. Какъ-будто я этого не понимаю. Я сама такой-же человѣкъ. Не считаться же намъ тѣмъ, кто скорѣе, кому пріѣстся: я-ли тебѣ, ты-ли мнѣ. А пріятелями мы съ тобой останемся. Я тебя теперь хорошо узнала и не дамъ тебѣ
очень-то глупить, ужь ты извини. Живи-себѣ въ свое удовольствіе, пока живется такъ, а въ самомъ дѣлѣ захочется жениться, приди моего же совѣта послушать…
Авдотья Степановна говорила все это, оглядывая Карпова ласковыми глазами. Онъ слушалъ и прислушивался къ ея голосу. Тонъ былъ дружественный, бойкій, добродушный. Совсѣмъ не того онъ ожидалъ.
— Ты что на меня такъ смотришь? — спросила Авдотья Степанова. — Развѣ ты очень удивляешься тому, какъ я съ тобой говорю?
— Умница, умница!
— Вотъ то-то вы всѣ противные фатишки. А ты думалъ, что я изъ-за тебя сейчасъ же наѣмся мышьяку или брошусь съ Николаевскаго моста? Нѣтъ, мой милый другъ! такой трагедіи я разыгрывать не буду. Все пошло такъ, какъ тому и быть слѣдовало: ты перебѣсился, и прекрасно. Теперь потолкуемъ мы съ тобой по душѣ. Ну, какъ же ты думаешь: здѣсь ли останешься, или вернешься опять въ Москву?