Движеніе мыслей Карпова дѣлалось все тоскливѣе. Женитьба представилась ему уже совершенною глупостью. Но на первый вопросъ: что ему дѣлать съ собой, онъ все-таки не находилъ отвѣта и чувствовалъ, какъ совершенно новое раздраженіе овладѣваетъ имъ. Въ этихъ думахъ засталъ его приходъ Прядильникова, который прямо подсѣлъ къ нему на кушетку, съ улыбающимся, очень довольнымъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, возбужденнымъ лицомъ.
— Что ты валяешься, Алешка? — говорилъ онъ, трепля его по плечу.
— А что-же мнѣ дѣлать, дифференцировать, что-ли?
Я, братецъ, позналъ тщету всего, даже пріятностей брака, не вкусивши ихъ.
— А ты полно вздоръ-то молоть. Ты мнѣ лучше скажи: что-же твои журналъ?
— Какой? — протянулъ удивленно Карповъ.
— Какъ какой! Твой еженедѣльный журналъ?
— Ты о немъ вспомнилъ?
— А ты развѣ совсѣмъ его похоронилъ?
— Какіе, братецъ, журналы теперь! Кому они нужны? И гдѣ такіе Митрофаны, кто-бы раскошелился на презрѣнный металлъ?
— Вотъ я объ этомъ-то и хотѣлъ съ тобой потолковать.
— О презрѣнномъ-то металлѣ?
— Да. Сколько тебѣ нужно?
— Тысячъ пять, шесть. Да ты подарить ихъ мнѣ хочешь? Гдѣ-же ты ихъ, примѣрно, добылъ? Многогрѣшную свою душу заложилъ, что-ли?
— Вотъ видишь, Алеша, — заговорилъ Прядильниковъ какъ-бы нѣсколько сконфуженно: — я думаю, что такія деньжата еще не богъ знаетъ какъ трудно достать. Ты только стряхни свою лѣнь, а мы тебѣ денегъ достанемъ.
— Да ты серьезно говоришь? — вскричалъ Карповъ, приподнимаясь на кушеткѣ.
— Да что-жь мнѣ тебя морочить.
— И ты обѣщаешь мнѣ, что къ новому году деньги будутъ?
— Будутъ. Будутъ раньше.
— Ой-ли! — взвизгнулъ Карповъ и вскочилъ съ кушетки, чуть не поваливши Прядильникова на полъ. — Коли ты въ сурьезъ говоришь, тогда мы начнемъ орудовать. Да! Если еще стоитъ изъ-за чего-нибудь тормошиться, такъ это изъ-за одного искусства! Если я и не подберу очень талантливымъ сотрудниковъ, я все-таки поведу дѣло на настоящей объективной почвѣ. Да ты, Николаичъ, не морочишь меня?
— Тьфу ты пропасть! — выбранился Прядильниковъ и даже сплюнулъ. — Говорятъ тебѣ толкомъ, что такую сумму можно будетъ достать, коли хочешь, и раньше новаго года.
— А коли такъ, веселися, вѣрный Россъ!
Карповъ схватилъ Прядильникова за обѣ руки и началъ съ нимъ вертѣться по комнатѣ. Покружившись, онъ посадилъ его на кушетку, а самъ сталъ одѣваться.
— Сейчасъ-же, — говорилъ оживленно Карповъ, охорашиваясь передъ зеркаломъ: — валю къ нѣкоторымъ мудрецамъ и заново составляю съ ними программу.
— И сейчасъ-жѳ съ ними напьешься.
— Это глядя по разсмотрѣнію. Но въ обитель скорби я внесу животворящій духъ извѣстіемъ о томъ, что ты, Николаичъ, клянешься твоимъ смѣхотворнымъ носомъ достать нужное количество дублоновъ еще раньше новаго года.
Карповъ не переставалъ болтать, надѣвая на себя различныя части туалета, а Прядильниковъ глядѣлъ на того съ улыбочкой и думалъ:
«Чѣмъ-бы дитя ни тѣшилось, только-бы не плакало».
— Спасибо, Николаичъ, спасибо, голубчикъ! — вскричалъ Карповъ и расцѣловалъ Прядильникова въ обѣ щеки. — Ты меня зарядилъ такимъ зарядомъ, что теперь весь женскій полъ вкупѣ для меня — мѣдь звенящая и больше ничего!
— Надолго-ли? — спросилъ Прядильниковъ.
— Самъ увидишь. Только вотъ что ты мнѣ скажи, Николаичъ. Гдѣ ты слимонишь эти шесть тысячъ? Ужь не заполучилъ-ли ты пая, аль опять концессіи?
— Заполучилъ, — разсмѣялся Прядильниковъ.
— Такъ возьми, братецъ, въ долю. Это будетъ почище всякаго журнала.
Онъ надѣлъ шляпу набекрень и вышелъ съ шумомъ.
XI.
Карповъ отправился на Вознесенскій. Онъ остановился у воротъ дома, гдѣ петербургская грязь и всякая черная работа такъ и кидались въ глаза. Поднялся онъ по грязной и вонючей лѣстницѣ со двора въ третій этажъ и вошелъ въ одну изъ тѣхъ квартиръ, гдѣ испоконъ вѣку отдаются комнаты жильцамъ. Его обдало паромъ и запахомъ кухни. Растерзанная кухарка, полоскавшая что-то въ корытѣ, окликнула его.
— Ермолаевъ дома? — спросилъ онъ.
— Идите, — отвѣчала кухарка.
— А Бубликовъ все еще здѣсь живетъ?
— Свезли его.
— Куда свезли?
— Въ больницу.
— Давно-ли?
— Недѣли двѣ никакъ будетъ.
Онъ прошелъ темнымъ корридорчикомъ и отворилъ, угловую дверь налѣво.
Въ большой, совершенно почти пустой комнатѣ кто-то лежалъ на желѣзной кровати лицомъ къ стѣнѣ. Убогій ломберный столъ была заваленъ книгами. Между двумя стульями валялся на полу чемоданъ. Въ комнатѣ пахло табакомъ и водкой.