Зинаида Алексѣевна, долго не думая, согласилась. Она не боялась за себя. Въ ресторанѣ она сняла маску и только-что ея красота начала дѣйствовать на инстинкты Малявскаго, она очень смѣло осадила его, сказавъ, что свобода, которой она пользуется, позволяетъ ей дѣлать что угодно, но если онъ станетъ ее третировать, какъ кокотку, онъ ея больше не увидитъ. Малявскій догадался, что предъ нимъ дѣвушка. Онъ взялъ пріятельскій тонъ и сталъ доказывать, что такъ или иначе имъ нельзя не сойдтись, хотя-бы въ формѣ американскаго «flirt’a». Зинаида Алексѣевна смѣялась и въ принципѣ отъ «flirt’a> не отказывалась. Чрезъ двѣ недѣли они уже такъ сблизились, что Малявскій говорилъ ей съ глазу на глазъ «ты» и старался прибрать къ рукамъ.
Зинаида Алексѣевна вовсе не увлекалась имъ, но онъ былъ гораздо, старше ея въ житейскомъ смыслѣ и въ немъ оца видѣла ту энергичность, которой не доставало всѣмъ знакомымъ ей мужчинамъ. Въ Малявскомъ она распознавала дѣльца, человѣка, способнаго проложить себѣ дорогу, играть роль, пользоваться жизнью, не теряя времени на безполезное недовольство и безцѣльные разговоры… Сердцемъ она ему еще не отдалась, когда характеръ ихъ отношеній сдѣлался уже самымъ близкимъ и американскій flirt уже начался. Малявскій сталъ добиваться большаго, но Зинаида Алексѣевна сдерживала его порывы.
Спектакль кончился. Изъ креселъ, съ бряцаньемъ палашей и звяканьемъ шпоръ, побѣжали молодые офицеры, точно спѣша на пожаръ. Въ сѣняхъ при хлопаньи дверей стоялъ гулъ отъ отрывочныхъ фразъ съ напускными интонаціями французскаго языка. Дамы, укутанныя въ шубки съ опушкой изъ тибетскаго барана, стояли въ нетерпѣливыхъ позахъ, поглядывая въ сторону подъѣзда. Лицеисты и правовѣды въ треуголкахъ шныряли между группами. Грузно спускался Саламатовъ позади своей Надины, въ легкой ваточной шинели съ бобрами. Лицо у него было сонное и хмурое. Видно было, что онъ страшно проскучалъ въ ложѣ и даже, по всей вѣроятности, вздремнулъ.
На лѣсенкѣ, ведущей изъ креселъ въ сѣни, его остановилъ сзади Малявскій въ коротенькомъ пальто съ куньимъ воротникомъ.
— На два слова, — шепнулъ онъ ему.
Саламатовъ обернулся и отвелъ его къ лампѣ.
— Что такое? — нѣсколько даже тревожно спросилъ онъ.
— Ипполитъ Иванычъ проситъ къ Огюсту.
— Съ женскимъ?
— Съ женскимъ. А вы развѣ одни явитесь?
— И холостой.
— Boris! — раздалось изъ дверей въ сѣни.
— Жена зоветъ. И явлюсь черезъ полчаса.
— Въ красную комнату.
— Bon!
Саламатовъ скатился шаромъ въ сѣни и заботливо сталъ закутывать жену; Малявскій взялъ другимъ ходомъ, чтобы не идти мимо ихъ. Въ темномъ углу сѣней, у послѣдней вѣшалки, его ждала женская фигура, въ салопѣ съ капюшономъ, закутанная плотно въ платокъ.
— Ѣдемъ, — сказалъ онъ ей громко.
Они вышли молча на улицу и молча-же прошли тротуаромъ до угла Итальянской.
— Извощикъ! — крикнулъ Малявскііі: — на Мойку, двугривенный.
— Погодите, — остановила его Зинаида Алексѣевна.
— Что еще?
— Право, мнѣ не хочется…
— Ну, ужь это просто капризы. Извольте садиться.
Онъ взялъ ее за руку, отстегнулъ полость саней и почти насильно посадилъ ее. Она повиновалась; но внутренно ей было почти пріятно, что съ ней такъ обращались. Если ей что нравилось въ Малявскомъ, такъ это именно его рѣзкость.
— Я васъ познакомлю, — заговорилъ Малявскііі, когда сани тронулись: — съ двумя занимательными петербуржцами. Вы до сихъ поръ прохлаждались все съ мелюзгой, со студентами, нимало не интересными; тутъ вы увидите настоящихъ людей дѣла.
— Но какъ они на меня посмотрятъ?
— Ахъ, Боже мои, да скажите на милость, зачѣмъ вы себя выдаете за самостоятельную особу? Вы хуже всякой уѣздной барышни.
— Я хочу жить, но не опошливать своихъ впечатлѣній.
— Все это фразы, выписанныя изъ книжекъ. Хотите жить, такъ и берите жизнь такъ, какъ она представляется вамъ. Противно сдѣлается, удалитесь въ дебри… Однако, какъ стало разбирать, разговаривать неудобно.
Онъ поднялъ воротникъ пальто и уткнулъ носъ въ cache-nez.
Зинаиду Алексѣевну это не разсердило. Ей хотѣлось взглянуть на людей, которыхъ Малявскій рекомендовалъ такъ сочувственно. Никакихъ сюпризовъ она не боялась: въ ней жила напускная смѣлость дѣвушки, уберегшей себя отъ послѣдняго, роковаго шага.
Сани ползли по-черепашыі, а ночь стояла лунная. Первый снѣгъ только-что окрѣпъ и слегка взвизгивалъ подъ полозьями. Зинаида Алексѣевна взглядывала на широкую скатерть Невскаго и на линію газовыхъ рожковъ. Ее подмывало куда-нибудь улетѣть, подальше отъ Петербурга, гдѣ жизнь не будетъ такъ разорвана на кусочки, гдѣ не нужно будетъ чего-то все искать и убѣждаться ежесекундно, что это все не то…