Знакомство Зинаиды Алексѣевны съ Катериной Николаевной вдругъ оборвалось. Послѣ поѣздки въ Гатчино Зинаида Алексѣевна была у Борщовыхъ всего одинъ разъ. Она пришла сказать, что въ работѣ не нуждается больше. Катерина Николаевна стала говорить ей о своемъ «пріютѣ» и старалась вызвать ее на сочувственный разговоръ.
Зинаида Алексѣевна отдѣлывалась общими мѣстами; но подъ конецъ не выдержала и сказала совершенно искренно:
— Я не могу принять участія въ вашей дѣятельности.
— По неимѣнію времени? — спросила снисходительно Катерина Николаевна.
— Нѣтъ, по другой причинѣ. Я не имѣю вашего энтузіазма, вашей вѣры, и то, чему вы предаетесь, кажется мнѣ, извините меня, слишкомъ теоретическимъ…
Она не сказала: наивнымъ.
— Почему-же? — вскричала Катерина Николаевна и готова была начать развивать свою тему; но Зинаида Алексѣевна остановила ее.
— Я съ вами спорить не буду. Ваша личность очень симпатична, ваши стремленія также; но я не могу на нихъ смотрѣть серьезно, хоть и ничего путнаго не сдѣлала. Вы простите меня: я и явилась къ вамъ съ выдуманнымъ предлогомъ. Сначала я искала мужчинъ; а потомъ узнала о васъ отъ милѣйшаго Степана Ивановича Кучина, заинтересовалась вашей личностью и явилась подъ предлогомъ искать работы.
Катерина Николаевна была очень заинтересована этимъ объясненіемъ и въ особенности именемъ Кучина, приплетеннымъ такъ неожиданно для нея. Она попросила дальнѣйшихъ объясненій. Зинаида Алексѣевна дала ихъ.
— Вы, стало быть, — спросила блѣднѣя Катерина Николаевна, — не почувствовали никакого толчка при видѣ нашихъ стремленій… вы остались холодны и равнодушны?
— Холодна? — нѣтъ; но мнѣ было съ вами очень неловко.
— Мы, значитъ, по-вашему, наивные или иллюминаты?
— Я не говорю этого, да и зачѣмъ продолжать эти пренія; я вамъ высказалась съ откровенностью и удаляюсь. Вамъ я, можетъ быть, завидую, но вѣры вашей не имѣю.
Катеринѣ Николаевнѣ ужасно не хотѣлось выпускать ее, но больше говорить было не о чемъ. Зинаида Алексѣевна ушла.
Это посѣщеніе заронило не совсѣмъ легкую думу въ пылкую голову подруги Борщова. Она не сразу рѣшилась передать ему свой разговоръ съ Тимофѣевой, Сначала она почти разсердилась. Какая-то дѣвчонка, съ улицы, является просить, какъ-будто работы, а въ сущности, чтобъ изучать ее, какъ женскій типъ, и потомъ объясняетъ ей, ни съ того, ни съ сего, что она считаетъ ея дѣятельность дѣтской забавой, чтобъ не сказать — колоссальной глупостью. Но Катерина Николаевна не долго сердилась. Тонъ этой дѣвушки былъ очень толковый и искренній. Она не рисовалась, не язвила, не резонировала. Разсказъ о Степанѣ; Ивановичѣ показалъ, что она обладаетъ неиспорченнымъ нравственнымъ чутьемъ. Во всей личности этой госпожи Тимофѣевой было что-то такое смѣлое, честное и открытое. Катеринѣ Николаевнѣ внутренній голосъ говорилъ, что если-бъ такая дѣвушка дѣйствительно убѣдилась въ серьезности ихъ «забавъ», то она отдалась-бы имъ, не мудрствуя лукаво.
Послѣ нѣкотораго колебанія Катерина Николаевна разсказала все Борщову.
Онъ принялъ это раздражительно и даже сталъ доказывать, что эта госпожа была подослана Кучинымъ, съ чѣмъ Катерина Николаевна никакъ не хотѣла согласиться.
— И пускай ее жаждетъ эстетическихъ наслажденій! — вскричалъ Борщовъ — намъ такихъ не надо. Вздорная фразерка!
— Почемъ знать! — замѣтила грустно Катерина Николаевна — со стороны мы можемъ казаться чистыми теоретиками, какъ эта госпожа выразилась, то есть наивными дѣтьми и даже дураками.
— Эхъ! — вырвалось у Борщова. — Къ чему развивать въ себѣ привычку къ безплодному резонерству?
— Однако, послушай, Поль, погляди ты на себя, какъ на дѣловаго человѣка. Еслибъ у тебя были наклонности пріобрѣтателя, ты былъ-бы теперь на дорогѣ къ милліону. Сфера эта тебѣ противна, а ты все-таки останешься въ ней, чтобъ имѣть кусокъ хлѣба и быть независимѣе, чѣмъ на казенной службѣ.
— Ну такъ что-жь изъ того?.. Такъ и должно быть въ нашемъ миломъ обществѣ! — горячился Борщовъ.
— Я не спорю; но это печально, и г-жа Тимофѣева, быть можетъ, вовсе не такая пустая особа, какъ ты думаешь, и то, что ей бросилось въ глаза, бросится и другимъ…
— Опасный это путь, — прервалъ ее Борщовъ, теребя свою бороду — я тебя умоляю не пускаться въ анализъ. Мы, разумѣется, піонеры въ непроходимыхъ дебряхъ. Наше одиночество неизбѣжно, — по-крайней мѣрѣ, на первое время. Надо было къ этому готовиться.
Катерина Николаевна промолчала и Борщовъ съ недовольной миной удалился въ кабинетъ.