Въ этотъ вечеръ у него не было никакого засѣданія. Въ такіе вечера, передъ своей ночной работой, продолжавшейся обыкновенно часовъ до двухъ, до трехъ, Степанъ Ивановичъ выходилъ изъ дому въ короткой шубкѣ и бродилъ по бойкимъ улицамъ Петербурга. Ходилъ онъ медленно, опираясь на палку, часто останавливаясь на перекресткахъ и всматриваясь въ особенности въ проходящихъ женщинъ. Степанъ Ивановичъ, въ числѣ другихъ благотворительныхъ стремленій, служилъ дѣлу такъ вазываемаго «возстановленія падшихъ женщинъ». Онъ преслѣдовалъ при этомъ особую цѣль: противодѣйствовать своей личной иниціативой слишкомъ ревностнымъ захватамъ врачебно-полицейскаго надзора. Онъ дѣйствительно изучилъ во всѣхъ подробностяхъ роковой ходъ постепеннаго паденія женщины, на которую разъ обращены глаза полиціи. Степану Ивановичу нерѣдко удавалось высвобождать изъ-подъ полицейскаго клейма молодыхъ дѣвушекъ, или казавшихся подозрительными по случайному стеченію обстоятельствъ, или же такихъ, которыя не принадлежали еще къ проституціи, а просто завертѣлись въ воздухѣ праздности, подъ уколами молодости и жажды удовольствій.
Степанъ Ивановичъ поднялся по Невскому, повернулъ въ Большую Морскую и началъ спускаться по Вознесенскому. На углу Мѣщанской, на подъѣздѣ какой-то гостиницы, онъ наткнулся на сцену, заставившую его тотчасъ же остановиться. На тротуарѣ, подъ навѣсомъ, онъ увидалъ господина въ пальто съ бобровымъ воротникомъ, который, стоя къ нему спиной, схватилъ за руку женщину въ темной шубкѣ, съ головой, повязанной бѣлымъ кашемировымъ платкомъ, и кричалъ тутъ же стоявшему городовому:
— Бери, бери ее!
Кучинъ подошелъ ближе.
— Я не хочу идти, — говорила испуганно женщина. — Какое право имѣете вы?
— А вотъ мы потомъ увидимъ, — крикнулъ ей господинъ въ пальто.
Около нихъ уже собиралась толпа.
Господинъ въ пальто обернулся лицомъ. Степанъ Ивановичъ узналъ полицейскаго агента и тотчасъ же обратился къ нему съ вопросомъ:
— Куда вы ведете эту госпожу?
Полицейскій то же узналъ Кучина, съ которымъ уже имѣлъ столкновенія, крайне не долюбливалъ его, но побаивался, зная, что у Кучина большія связи.
— Я исполняю свою обязанность. Эта женщина — тайная проститутка.
— Это ложь! — вскричала молодая женщина, которая была ни кто иная, какъ Зинаида Алексѣевна Тимофѣева.
Кучинъ быстро оглядѣлъ ее и тотчасъ же распозналъ, что тутъ какая-нибудь грубая ошибка.
— Вы знаете меня? — обратился онъ къ полицейскому.
— Какъ же-съ, имѣю честь знать.
— Вы позволите мнѣ взять эту госпожу подъ мой личный надзоръ? Если вы не ошибаетесь, она во всякомъ случаѣ не уйдетъ отъ васъ.
— Помилуйте, ваше превосходительство, — заговорилъ полицейскій. вспомнившій чинъ Степана Ивановича — при такомъ послабленіи…
— Я вамъ все объясню! — вскричала Зинаида Алексѣевна, беря за руку Кучина. — Поѣдемте ко мнѣ, у меня есть видъ…
Голосъ ея дрожалъ. Она едва держалась на ногахъ отъ испуга и волненія.
— Прошу васъ оставить эту госпожу, — сказалъ Кучинъ полицейскому болѣе внушительно. — Ваше начальство меня знаетъ. Доложите обо всемъ кому слѣдуетъ, а я самъ завтра явлюсь въ комитетъ.
И тутъ же онъ вскричалъ извощика и сказалъ нѣжно Зинаидѣ Алексѣевнѣ:
— Поѣдемте, дитя мое. Успокойтесь. Васъ никто не возьметъ.
Когда они сѣли въ сани, Кучинъ спросилъ:
— Гдѣ вы живете?
— Въ Моховой, — съ трудомъ выговорила Зинаида Алексѣевна; зубы ея стучали точно въ лихорадкѣ.
— Это слишкомъ далеко! Вамъ надо сейчасъ же согрѣться и успокоить ваши нервы. Я живу въ двухъ шагахъ отсюда. Ко мнѣ вы можете заѣхать. Вы видите, я уже почти старикъ и другъ всѣхъ женщинъ, ищущихъ нравственной поддержки.
— Благодарю васъ, — шепнула Зинаида Алексѣевна. Лихорадка дѣйствительно начала бить ее.
Черезъ пять минутъ они были уже у подъѣзда тото дома, гдѣ жилъ Степанъ Ивановичъ. Онъ бережно высадилъ ее изъ саней, подалъ ей руку и пошелъ по лѣстницѣ, съ заботливостью поглядывая на нее. Имъ отворила горничная.
— Пожалуйте, вотъ сюда, — указалъ Кучинъ на дверь въ свой кабинетъ. — Не раздѣвайтесь здѣсь, простудитесь.
Онъ ввелъ ее въ небольшую узкую комнату съ однимъ окномъ, гдѣ стоялъ сладкій запахъ, немного отшибающій мятой.
— Вотъ отдохните на этой кушеткѣ, дитя мое.