«А во мнѣ ей какая-же сласть! думалъ онъ. — Ей теперь нуженъ одинъ покой».
Въ день свадьбы Карпова онъ чувствовалъ себя «совсѣмъ живымъ», какъ онъ выразился, много и весело болталъ, потѣшался надъ своей новой ролью суфлера, говорилъ, что онъ рискнулъ-бы даже играть наперстниковъ въ трагедіяхъ, да жаль, что этого амплуа больше не полагается въ театральномъ обиходѣ. Послѣ обѣда онъ, однако, затуманился и ушелъ въ свою коморку. Карповъ и его жена сейчасъ-же догадались, на какую тему ему взгрустнулось, и рѣшили ѣхать какъ можно скорѣе — коли уложатся, такъ на другой-же день, — боясь, что Бенескриптовъ расхандрится и сдѣлается ни къ чему не годнымъ, по крайней мѣрѣ, на недѣлю.
Но Ѳедоръ Дмитріевичъ, ходя по своему нумерку, вовсе не былъ близокъ къ тому, чего боялись друзья его. Онъ разсуждалъ:
«Почему-же бы мнѣ не пойдти къ ней сегодня? Я чувствую, что у меня бодрость есть. Новаго я ничего не увижу. Она плоха и-быть можетъ скончается этой весной. Вѣдь я себя приготовилъ къ такому исходу. Говорить я съ ней не буду: она, поди, такъ слаба, что ни съ кѣмъ ужь не можетъ говорить. А все-бы ее увидалъ, про себя прости ей сказалъ, Лизу-бъ поцѣловалъ и потащился-бы съ моими юнцами бѣса тѣшить».
Желаніе отправиться въ лечебницу дѣлалось все сильнѣе и сильнѣе; онъ уже выдумывалъ предлогъ своему уходу; удалиться такъ, не показавшись, онъ не хотѣлъ, а говорить о Загариной ему было тяжело.
Вошла корридорная служительница.
— Вамъ, что-ли? спросила она его, подавая письмо.
Бенескриптов посмотрѣлъ на адресъ и разобралъ свое имя.
— Мнѣ, мнѣ, подайI сказалъ онъ поспѣшно.
Когда служительница вышла, онъ забѣгалъ по комнатѣ, разглядывая адресъ. Рука была ему знакома, но онъ все-таки затруднился-бы сказать сразу, чья она.
«Ужели это Лизокъ писала?» подумалъ онъ съ тревожной улыбкой и не безъ сердцебіенія надорвалъ конвертъ.
«Милый мой семинаристикъ, читалъ онъ съ возрастающимъ волненіемъ, — неужели я васъ такъ и не увижу? Я васъ не браню, а только жалко ужасно, что мы живемъ въ одномъ городѣ, а точно между нами пять тысячъ верстъ. Назначаю вамъ свиданіе, угадайте гдѣ? Помните, гдѣ вы, бывало, въ прошломъ году со мной сходились, когда я возвращалась изъ гимназіи? Вотъ завтра и приходите на Островъ, въ тотъ скверъ, — я забыла, какъ онъ называется — противъ Академіи Художествъ, буду васъ ждать отъ половины двѣнадцатаго до часу. Приходите-же, а то, можетъ быть, меня больше и не увидите.
Вашъ Лизокъ».
Онъ два раза перечиталъ записку, поцѣловалъ ее и чуть замѣтно прослезился. Въ этой запискѣ было что-то веселое, она дышала какой-то надеждой и вмѣстѣ съ тѣмъ заключала въ себѣ нѣкоторую таинственность… Исчезъ разомъ поводъ порываться въ лечебницу. Завтра, онъ все узнаетъ отъ Лизы и потолкуетъ съ ней «по душѣ», какъ годъ тому назадъ, когда она кормила его своей булкой въ томъ-же Румянцевскомъ скверѣ.
Карповы были пріятно удивлены, увидавъ входящаго къ нимъ Бенескриптова.
— Вы никуда не собираетесь? спросила его Зинаида Алексѣевна.
— Нѣтъ, никуда, весело отвѣтилъ онъ, — а вотъ пришелъ подсобить вамъ укладываться въ дорогу. Когда двигаемся?
— Да хоть завтра, откликнулся Карповъ. Онъ разбиралъ книги, валявшіяся грудой на полу. — Мнѣ только съ книгами убраться, а у Зины все, кажется, уложено.
— Завтра не успѣете, выговорилъ недовѣрчиво Бенескриптовъ — вѣдь вы, хоть и больно бойки, да все-же русскіе люди… Пока уложитесь, пока что, глядишь сутки и пройдутъ; ужь лучше-бы, не торопясь, въ среду…
— Тяжелый день! крикнулъ Карповъ, опустившійся совсѣмъ на полъ.
— Зинаида Алексѣевна, обратился къ ней Бенескриптовъ, — пристыдите супруга-то: свободнымъ мыслителемъ себя почитаетъ, а тяжелыхъ дней боится!
— Ну-инъ, будь по вашему! согласился Карповъ: — айда въ среду, но только уговоръ лучше денегъ, Бенескриптовъ: живого или мертваго, я васъ доставлю въ вагонъ желѣзной дороги.
— Зачѣмъ, Алексѣй Николаичъ, мертваго, доставите и живого. Вы нѣшто не видите, что я со всякой мертвечиной распростился….
Онъ такъ бодро смотрѣлъ въ эту минуту, что молодые супруги радостно оглядѣли его и подумали: «Мы, кажется, не на шутку его вылечили?»
— Такъ позвольте-же помочь вамъ, проговорилъ Бенескриптовъ, опускаясь на полъ къ Карпову, и спи начали вдвоемъ укладывать книги въ большой досчатый ящикъ.
Въ укладываніи прошелъ вечеръ. Ночь Бенескриптов проспалъ тихо, безъ сновидѣній, и только на другой день утромъ почувствовалъ легкое нервное волненіе, тотчасъ вспомнивъ о назначенномъ ему «свиданіи».