Онъ всталъ. Лицо его все изменилось — поблѣднѣло и сдѣлалось какъ-бы прозрачное. На Зинаиду Алексѣевну весь этотъ разговоръ навелъ особую, довольно пріятную щстому. Она точно окунулась въ тихія воды, гдѣ смолкло раздраженіе жаркой кожи. Ей даже не хотѣлось въ эту минуту разбирать содержаніе того, что сказалъ Кучинъ. Она желала-бы пробыть подольше подъ этимъ впечатлѣніемъ и не разстраивать себя никакимъ резонерскимъ вопросомъ.
— Придете сегодня? — спросилъ онъ ее.
— Непремѣнно! — вскричала она, и крѣпко пожала ему руку.
— Пораньше, часамъ къ семи.
— Буду сама аккуратность. и, пожалуйста, съ полною искренностью говорите мнѣ обо всемъ, что вы замѣтите страннаго въ моемъ поведеніи.
Она еще разъ пожала ему руку и проводила его до лѣстницы.
«Какъ это хорошо, — воскликнула она про себя, — быть убѣжденнымъ? Какимъ спокойствіемъ дышетъ все, что онъ говорилъ. Стоитъ только проникнуться извѣстной идеей, — и какъ человѣкъ перерождается. Вѣдь что особенно сладкаго въ жизни такого Кучина? Онъ долженъ бы тянуть сѣренькое петербургское житье, а теперь онъ чувствуетъ себя другомъ человѣчества, онъ направляетъ множество отдѣльныхъ усилій, онъ пользуется даже скукой и тщеславіемъ барынь для своей высокой цѣли. Завидная доля!»
И Зинаида Алексѣевна еще разъ горячо пожалѣла объ одномъ, что она такъ много времени убила въ Петербургѣ на возню со всякой дрянью.
Катерина Николаевна пріѣхала къ Борщову утромъ и объявила ему, что она больше къ мужу не вернется. Онъ не сразу повѣрилъ ей. Онъ боялся новаго объясненія съ мужемъ.
Какъ только Борщовъ убѣдился въ томъ, что Катерина Николаевна дѣйствительно простилась съ своимъ мужемъ, онъ совсѣмъ преобразился. Не гордость побѣды на-подняла его, а сознаніе, что вотъ такая прекрасная женская личность не захотѣла предаваться обыкновенному свѣтскому обману, а смѣло разорвала связь, потерявшую для нея всякое содержаніе, и взяла на себя отвѣтственность на этотъ смѣлый шагъ.
Съ глазу на глазъ, они-бы бросились другъ другу въ объятія; но ихъ сковывалъ еще какой-то особый стыдъ. Сдержанность Борщова сильно дѣйствовала на Катерину Николаевну. До сихъ поръ онъ не позволилъ себѣ ни одной ласки — съ такой строгостью смотрѣлъ онъ на свои отношенія къ ней во все то время, пока она считалась женой Повалишина.
Сейчасъ-же представился вопросъ: гдѣ останется Катерина Николаевна? Борщовъ находилъ, что надо ему подъ-искать квартиру побольше и удобнѣе, но Катерина Николаевна нашла это лишнимъ. Ей квартира Борщова очень нравилась и она не желала дожидаться подъисканія другой. Въ первый день ей было странно оставаться въ квартирѣ, гдѣ ничто не указывало на присутствіе женщины. Минутами ей самой казалось, что она тутъ въ гостяхъ. Но вотъ наступилъ вечеръ. Она сообразила, что Александръ Дмитріевичъ долженъ былъ въ это время получить ея письмо. Она сидѣла съ Борщовымъ на низенькомъ диванчикѣ передъ каминомъ и думала свою послѣднюю думу о томъ человѣкѣ, который въ эту минуту долженъ былъ получить послѣдній ударъ…
— Я знаю, о чемъ вы думаете, — сказалъ ей Борщовъ, все еще не рѣшавшійся перейти на «ты». — Вы думаете о мужѣ вашемъ.
— О томъ, кто былъ моимъ мужемъ, — поправила Катерина Николаевна. — Онъ теперь читаетъ мое письмо.
— Вамъ жаль его?
— Я не хотѣла-бы быть на его мѣстѣ. Если-бъ онъ могъ, онъ, конечно-бы, преобразился.
— Странно, очень странно въ немъ такое непониманіе.
— Онъ такъ и умретъ, добавила Катерина Николаевна — живымъ мертвецомъ.
— И у васъ нѣтъ, — тихо заговорилъ Борщовъ — никакихъ угрызеній совѣсти?
— Ахъ, полноте, — вскричала Катерина Николаевна, оживляясь. — Зачѣмъ эти вопросы, мой другъ?
— Лучше задавать ихъ теперь, — возразилъ Борщовъ — чѣмъ позднѣе.
Борщовъ чувствовалъ, что онъ ведетъ себя слишкомъ «теоретически»; но иначе у него не выходило. Онъ просто не смѣлъ взять другой тонъ и позволить себѣ какую-нибудь ласку; онъ и это счелъ-бы оскверненіемъ ихъ чувства, по крайней мѣрѣ въ минуту такого разговора.
Катерина Николаевна чутьемъ догадывалась объ этомъ. Ей это нравилось. Цѣломудренность Борщова имѣла для нея особое благоуханіе. Когда Александръ Дмитріевичъ былъ женихомъ, онъ тоже отличался сдержанностью, но въ немъ чувствовался все-таки человѣкъ, немало болтавшій разнаго вздора съ барынями. Въ Борщовѣ ее и трогала и увлекала бѣлоснѣжная чистота его прошедшаго и даже крайности ригоризма, которыя онъ влагалъ во всѣ отношенія къ людямъ.