— Встрѣчалъ, — отвѣтилъ съ легкой гримасой Борщовъ.
— Хорошій онъ человѣкъ?
— Мнѣ лично онъ очень не нравится, — замѣтилъ Борщовъ: — но я не имѣю никакихъ данныхъ, чтобы назвать его прямо негодяемъ.
Загарина тревожно взглянула на него.
— Вы меня смущаете, — проговорила она.
— Видите-ли, — продолжалъ Борщовъ — это такой баринъ, который, какъ мнѣ кажется, кромѣ своей карьеры ни о чемъ заботиться не можетъ. Я знаю людей очень хорошихъ, которые о немъ весьма незавиднаго мнѣнія.
— Незавиднаго? — перепросила Загарина.
— Очень, очень незавиднаго.
— Какъ-же мнѣ быть? — прошептала Загарина.
— Вы не смущайтесь, — началъ успокоивать Борщовъ. — Если вамъ угодно, я разузнаю, въ чемъ дѣло. Всего подозрительнѣе то, что Малявскій самъ обратился къ вамъ…
— Но какая-же можетъ быть цѣль?
— У такихъ людей всякое лыко идетъ въ строку. Я знаю, что онъ адвокатскими дѣлами не занимается, но у него есть пріятели въ разныхъ сферахъ. Тутъ что-нибудь неладно, и мы постараемся въ это проникнуть.
Загарина слушала Борщова и думала:
«Вотъ опять я не причемъ, Кому вѣрить? И зачѣмь постоянно подозрѣвать людей? Борщовъ прекраснѣйшій человѣкъ, но онъ ужь слишкомъ большой ригористъ»
Ей сталъ противенъ этотъ миражъ большого состоянія, который точно дразнилъ ее. Она-бы и отказалась отъ него, но будущность дочери начала слишкомъ сильно безпокоить ее. Здоровье видимо портилось, грозило совершеннымъ упадкомъ силъ, преждевременной смертью и безпомощностью дорогаго ей существа.
— Сегодня-же заѣду навести справки, — сказалъ Борщовъ, собираясь идти.
Онъ точно нарочно торопился, желая оставить гостью наединѣ съ Катериною Николаевною.
— Зачѣмъ онъ васъ только растроилъ? — заговорила Катерана Николаевна, беря Загарину за руку.
— Я не могу не вѣрить Павлу Михайловичу. Онъ самъ нѣсколько разъ предлагалъ мнѣ взяться за мое дѣло, но я совѣстилась. А теперь вотъ Богъ-знаетъ, какой народъ начинаетъ ходить около этого процесса. Но все какъ-нибудь устроится. Я вѣдь пришла не о своихъ дѣлахъ толковать. Скажите мнѣ, какъ вамъ теперь живется?
Катерина Николаевна не тотчасъ-же отвѣтила.
— Да новая жизнь, — вымолвила она — до сихъ поръ еще не началась.
— Почему-же такъ? — освѣдомилась съ тихой улыбкой Загарина.
— Какъ вамъ сказать… Виновата, кажется, я сама. Во мнѣ нѣтъ настоящей простоты. Нечего грѣха таить; я еще стѣснена. Каюсь: у меня была даже мысль уѣхать хоть на мѣсяцъ изъ Петербурга и потомъ ужь начать жить открыто…
Катерина Николаевнѣ не договорила.
— Вы оба, — начала Загарина: — такія энергическія личности. Вамъ и некогда очень-то заниматься тонкими ощущенія-ми.
— Да вѣдь и дѣло-то надо начинать заново, — возразила Катерина Николаевна. — До сихъ поръ я только искала какой-нибудь дѣятельности. То, что меня занимало не такъ давно, кажется мнѣ теперь пустымъ и вздорнымъ. И съ прежними людьми не могу я больше идти рука объ руку. Вотъ, напримѣръ, хоть-бы Степанъ Ивановичъ Кучинъ и всѣ его общества…
— А что? — спросила съ любопытствомъ Загарина.
— Я уже давно подмѣчала въ этомъ человѣкѣ что-то двойственное, а теперь Павелъ Михаиловичъ объяснить мнѣ вполнѣ, что такое господинъ Кучинъ и все то, что онъ дѣлаетъ.
— Онъ, кажется, такой убѣжденный человѣкъ.
— Въ томъ-то и дѣло, что нѣтъ, — вскричала Катерина Николаевна. — Для каждаго ясно было, что такой Степанъ Ивановичъ не имѣетъ взглядовъ людей новыхъ… Но и мнѣ, и Павлу Михайловичу нравилось то, что онъ съумѣлъ собрать вокругъ себя цѣлый кружокъ разныхъ барынь и заставить ихъ хоть какъ-нибудь интересоваться нуждами человѣчества.
— И это хорошо, — промолвила Загарина.
— Да хорошо, конечно; но когда взглянешь на вещи иначе, то не захочется уже заниматься такой-же благотворительностью, какъ и остальныя дамы, группирующіяся около Кучина. А онъ совсѣмъ не то, чѣмъ кажется. Я не хочу злословить; но назадъ своего сужденія не возьму. Вотъ видите, мой другъ, и выходитъ, что надо заново дѣлать дѣло. А у насъ, я начинаю теперь замѣчать это, все зависитъ отъ человѣка; все надо вести такъ, чтобы ваши сотрудники только тѣшили свое самолюбіе; а надѣяться на яхъ серьезное участіе никакъ нельзя.
— Я не стану разочаровывать васъ, — заговорила Загарина: — а сдается мнѣ, что много вамъ надо будетъ терпѣть отъ общаго равнодушія. Когда я ѣхала въ Россію, я думала, что въ такомъ молодомъ обществѣ я найду больше порыва, чѣмъ тамъ, на Западѣ. Вотъ уже я здѣсь около года. Правда, я живу уединенно, но все-таки сталкиваюсь-же кой съ кѣмъ. И ни въ комъ, почти ни въ комъ не чувствуется никакого желанія служить общему дѣлу.