— Владыко живота моего — вздохнулъ опять Карповъ.
— И вотъ это разнесется! У меня благопріятелей побольше, чѣмъ у тебя. Всѣ станутъ говорить, что я… на содержаніи у Авдотьи Степановны… Ха, ха, ха!
Волненіе Прядильникова все росло Онъ, бѣгая по комнатѣ, то застегивалъ сюртукъ, то разстегивалъ его. Карповъ приподнялся на диванѣ и посмотрѣлъ пристально напріятеля.
— Ступай ты прямо въ водолечебницу, — крикнулъ онъ, — и проси, чтобъ тебя приняли пансіонеромъ, на полное содержаніе.
— Это такъ, это такъ, — бормоталъ Прядильниковъ.
— Да ты въ зеркало поглядись: ну возьметъ-ли тебя на любовное иждивеніе такая женщина, какъ Евдокія? Развѣ ее не знаютъ здѣсь, въ Питерѣ?
— Вѣдь ты не берешь-же денегъ? — крикнулъ Прядильниковъ, подбѣгая къ Карпову.
Вмѣсто всякаго отвѣта Карповъ взялъ его за плечи и началъ толкать къ двери.
— Пусти, пусти меня! — отбивался Прядильниковъ вплоть до передней, гдѣ онъ, вырвавшись изъ рукъ Карпова, прошепталъ — я все понялъ.
Объясненіе съ Карповымъ опять затронуло въ Прядильниковѣ струну, которая совсѣмъ было улеглдсь подъ вліяніемъ Авдотьи Степановны. Какъ онъ ни перебиралъ въ головѣ своей доводы Карпова, но не могъ съ ними согласиться. Ему казалось несомнѣннымъ, что если Алешѣ неблаговидно было одолжаться у Авдотьи Степановны, то и ему въ такой-же мѣрѣ. Онъ готовъ былъ, подъѣзжая къ квартирѣ Авдотьи Степановны, объявить ей, что между ними не можетъ быть никакихъ дѣловыхъ отношеній. Но тутъ-же разсудокъ подсказалъ ему, что такая выходка не измѣнила-бы его положенія. Онъ уже занялъ извѣстное мѣсто въ дѣловомъ мірѣ. Отказаться отъ всякихъ отношеній къ Авдотьѣ Степановнѣ было-бы еще неблаговиднѣе. Это отзывалось-бы «черною неблагодарностью», какъ выразился про себя Прядильниковъ.
На Алешу Карпова напалъ стихъ абсолютнаго ничегонедѣланія. Отъ идеи журнала онъ отказался не сейчасъ послѣ поѣздки съ Антономъ Антоновичемъ къ Бубликову. Онъ увидалъ, дѣйствительно, что съ такими людьми нечего думать о какомъ-нибудь сорьезномъ изданіи. Его-прежнее народолюбіе на подкладкѣ художественнаго дилетантства сильно покачнулось. Цѣлый годъ, проведенный въ волокитствѣ, поѣздкахъ и всякаго рода «благодушествѣ», придалъ Карпову гораздо больше практической смѣтки и охладилъ очень многіе порывы того полусознательнаго идеализма, который развивался въ немъ въ періодъ его литературничанья.
На мысль, что Прядильниковъ достанетъ ему шесть тысячъ отъ Авдотьи Степановны, онъ набрелъ не сразу, иначе онъ тогда же-бы отказался принять эти деньги. Мѣсяца полтора онъ все искалъ такого человѣка, который бы устроилъ ему хозяйственную часть журнала. Онъ не хотѣлъ начинать хлопоты о разрѣшеніи прежде, нежели не наложитъ руку на настоящаго журнальнаго дѣльца, Антонъ Антоновичъ и другъ его Бубликовъ, вышедшій, тѣмъ временемъ, изъ больницы, начали къ нему приставать. По своей мягкости, Карповъ уже хотѣлъ-было просить у Николаича часть суммы, но удержался. Бубликовъ пришелъ разъ въ пьяномъ видѣ и обругалъ его за скаредничество и жульничество. Какъ ни привыченъ былъ Карповъ къ пьянымъ выходкамъ пріятелей, но онъ не вытерпѣлъ и пересталъ принимать Бубликова. Антонъ Антоновичъ назвалъ его отступникомъ и потаеннымъ нигилистомъ. Сначала они перебранились шутливо, а потомъ съ раздраженіемъ. Карповъ въ этихъ перебранкахъ распозналъ весь напускной пафосъ и безсодержательное юродство критика. Онъ убѣдился, что Антонъ Антоновичъ впалъ въ неизлечимый недугь человѣка, который сердится на все, что непохоже на его юродство. Какой былъ у него талантишка, онъ наполовину пропилъ. А что осталось, то онъ способенъ былъ употреблять только на безвкусные парадоксы.
Распрощавшись окончательно съ своими народниками, Карповъ недѣли двѣ искалъ журнальнаго дѣльца. Познакомили его съ какимъ-то провинціальнымъ литераторомъ, дріѣхавшихъ въ Петербургъ какъ-разъ затѣмъ, чтобы основать еженедѣльную газету. Этотъ провинціальный журналистъ, неизвѣстно какого происхожденія, отрекомендовалъ себя, какъ человѣка, которому хочется положить всю свою душу и деньжонки (онъ и на это намекалъ) въ какое угодно литературное предпріятіе. Выказывалъ онъ необыкновенную подвижность и всезнайство настоящаго жида-фактора. Корновъ заинтересовался этимъ типомъ. Но не прошло двухъ недѣль, какъ онъ совершенно раскусилъ своего будущаго компаньона, увидавши въ немъ дикую смѣсь наивности, хвастовства и мелкаго торгашевства. Онъ началъ подшучивать надъ нимъ и долженъ былъ подъ конецъ запираться отъ него такъ-же, какъ отъ своихъ эстетиковъ.