Прядильниковъ, точно въ какомъ забытьѣ, пододвинулся къ диванчику и тяжело опустился на него. Только-что Авдотья Степановна присѣла къ нему и хотѣла повернуть его къ себѣ лицомъ, какъ онъ зарыдалъ.
Она совершенно растерялась.
Прядильниковъ старался заглушить свои рыданія, даже засовывалъ платокъ въ ротъ, но имъ овладѣлъ нервный припадокъ, съ которымъ онъ нѣсколько минутъ не могъ справиться.
— Голубчикъ мой, — шептала Авдотья Степановна, обнимая его, совершенно какъ маленькаго мальчика. — Если я васъ оскорбила, простите меня, окаянную!
Она сама чуть-чуть не плакала. Въ эту минуту ей сдѣлалось ужасно жалко Прядильникова. Она ощутила даже особую нѣжность къ этому болѣзненно-нервному существу. Ея женскій инстинктъ чуялъ страсть въ странныхъ порывахъ Прядильникова. Ее такъ и тянуло успокоить его ласками…
Рыданія смолкли. Прядильниковъ, совсѣмъ разбитый, наклонился, опершись о подушку, оборотись спиной къ Авдотьѣ Степановнѣ. Потомъ онъ вскочилъ и бухнулся на колѣни, уткнувши голову въ складки ея платья.
— Прогоните меня, — всхлипывалъ онъ, съ трудомъ выговаривая слова — сейчасъ-же прогоните, иначе я погибну. Развѣ вы не видите, что я не могу бороться… вы меня уже презираете такъ-же, какъ и Карповъ.
— За что, за что? — повторяла Авдотья Степановна, низко наклонясь надъ нимъ.
— Вы знаете, за что. Я не долженъ былъ соглашаться, ни за что, ни за что…
Онъ схватилъ ея руку и началъ жадно цѣловать.
Авдотья Степановна вся разгорѣлась отъ этихъ поцѣлуевъ. Другой, свободной, рукой она взяла его за шею и поцѣловала въ голову.
— Славный вы мой, чудесный человѣкъ, чѣмъ вы мучитесь? Вы видите, какъ я васъ люблю. О какомъ неуваженіи можете вы тревожиться? Я, что-ли, васъ не уважаю? Такъ ужь это просто у васъ умъ за разумъ заходитъ. Я на васъ молюсь, а не то что презирать васъ.
— Выслушайте, выслушайте меня, — выговорилъ порывисто Прядильниковъ и сѣлъ на полъ у ногъ ея.
Если-бы Авдотья Степановна не была въ такомъ настроеніи, она, конечно-бы, расхохоталась, глядя на его фигуру.
— Слушаю, говорите, голубчикъ мои, — сказала она съ особенною нѣжностью.
— Я не долженъ былъ, — началъ Прядильниковъ, все еще глотая подступавшія къ горлу слезы — да я не долженъ былъ дѣлать себѣ карьеру съ вашимъ кредитомъ. Вы мнѣ предложили, это правда; по я обязанъ былъ, какъ честный человѣкъ, тогда-же взглянуть на это строже. И вотъ теперь мои птенецъ, человѣкъ, котораго я воспиталъ своимъ примѣромъ, колетъ мнѣ глаза.
— Кто это, Алешка-то, что-ли? — спросила Авдотья Степановна. — Вотъ такъ нашли примѣръ, нечего сказать! Въ чемъ-же это онъ можетъ вамъ служить примѣромъ? Ужь не въ враведпомъ-ли житьѣ?
— Да, его примѣръ укололъ мепя смертельно. Мы съ вами хотѣли какъ-нибудь устроить его, дать ему занятіе. Схватились мы за его журналъ. Я предложилъ ему шесть тысячъ…
— Что-жь, онъ ихъ не беретъ?
— Онъ и не возьметъ ихъ. Третьяго дня вы меня спрашивали, почему Алешка оставилъ мысль о журналѣ. Я сегодня сталъ допытываться и онъ мнѣ прямо объявилъ, что если-бы онъ и хотѣлъ начинать это дѣло, то все-таки денегъ отъ меня не взялъ-бы, потому что…
— Почему?
— Потому, — выговорилъ съ трудомъ Прядильниковъ — что эти деньги идутъ отъ васъ.
Авдотья Степановна вся вдругъ выпрямилась и закрыла глаза.
— Онъ такъ и сказалъ? — рѣзко выговорила она.
— Да, — прошепталъ Прядильниковъ.
— Что-жь, это хорошо.
— Вотъ видите, — заговорилъ Прядильниковъ съ горечью — вы сами находите, что онъ долженъ былъ такъ поступить.
— У него всегда была такая щекотливость, — продолжала Авдотья Степановна. — Я съ нимъ ссорилась изъ-за этого не разъ; ну, и теперь онъ точно также поблагородничалъ. Ну, такъ что-жь изъ этого, родной вы мой? Онъ развѣ вамъ указъ? Онъ со мной всѣ счеты покончилъ, и память то — обо мнѣ совсѣмъ хочетъ выкурить изъ своего сердца. Вотъ больше мѣсяца и глазъ не кажетъ. Статочное-ли дѣло ему попользоваться моими деньгами, коль скоро онъ узналъ, откуда онѣ идутъ?
Авдотья Степановна проговорила все это съ легкимъ оттѣнкомъ не то грусти, не то обиды.
— Вы сами, вы сами, — повторялъ Прядильниковъ, все еще сидя у нея въ ногахъ: — вы сами произносите мнѣ приговоръ. Если Алеша хорошо сдѣіалъ, что отказался отъ этихъ денегъ, то я не должень былъ…
Онъ не договорилъ и взглянулъ ні нее пугливымъ и просительнымъ взглядомъ.