— А кто эта дама? — все такъ-же небрежно спросила Зинаида Алексѣевна.
— Я затруднплся-бы назвать ее. Она — покинувшая мужа жена, не желающая носить его фамилію. Я, кажется, упомянулъ вамъ разъ о ней, до превращенія ее въ новую женщину. Прежде она прозывалась Катериною Николавной Повалишиной.
— Такъ это она? — вскричала Зинаида Алексѣевна.
— Да, она.
— Съ кѣмъ-же она теперь живетъ?
— Мужъ ея — почтеннѣйшая личность, молодой еще человѣкъ, занимаетъ высокій постъ въ судебномъ мірѣ, отличныхъ качествъ и серьезнаго ума. Такихъ дѣятелей у насъ съ фонаремъ поискать.
— Дѣлецъ? — спросила засмѣявшись Зинаида Алексѣевна.
— Не изъ такихъ, какихъ вы изучали, душа моя.
— Изъ безкорыстныхъ, стало быть?
— Именно изъ безкорыстныхъ. Это — истинно добродѣтельный труженикъ. Я самъ имѣлъ недавно случай убѣдиться въ томъ, какъ онъ любилъ свою жену, какъ искренно желалъ раздѣлять всѣ ея интересы.
— А вы какъ въ этомъ убѣдились?
— Между нами говоря, онъ лично обращался ко мнѣ, какъ-разъ передъ побѣгомъ жены.
— Какой-же это побѣгъ? Вѣдь она здѣсь, въ Петербургѣ?
— Это все равно, дитя мое. Только слушайте меня. Я хотѣлъ вамъ показать, какого человѣка не умѣла оцѣнить эта женщина, вся составленная изъ необузданныхъ порывовъ. Большаго семейнаго счастія она, конечно-бы, ни съ кѣмъ не нашла. И вдругъ подпадаетъ она подъ печальное вліяніе нѣкоего г. Борщова, который ловко прикрылъ передовыми фразами свое донъ-жуанство.
— Будто-бы? — спросила Зинаида Алексѣевна и взглянула пристально на Степана Иваныча.
Онъ слегка потупился.
— Увы! женщины не умѣютъ распознавать настоящую душевную правду.
— Не всѣ, — какъ-бы про себя промолвила Зинаида Алексѣевна.
— Ботъ жена почтеннѣйшаго человѣка, занимающаго высокій постъ, любящаго ее такъ искренно, бросаетъ его безъ всякаго повода и переѣзжаетъ жить на квартиру къ какому-то г. Борщову.
— Вы этимъ возмущаетесь, Степанъ Иванычъ?
— Я надѣюсь, дитя мое, что и вы раздѣляете мой взглядъ.
— Нѣтъ, не раздѣляю.
— Нѣтъ?
— Я не знаю, какъ это было на самомъ дѣлѣ, но то, что вы мнѣ сейчасъ разсказали, самая простая штука.
— Простая?
— Вы говорите, мужъ этой Катерины Николаевны прекраснѣйшій человѣкъ. Вѣрю вамъ, но развѣ къ прекраснѣйшему человѣку нельзя охладѣть? Я не люблю толковать объ этакихъ дѣлахъ, поученому, знаете, насчетъ правъ женщины пройтись въ патетическомъ вкусѣ… Я разсуждаю попросту: женщина не любитъ больше мужа, — если дѣтей нѣтъ, гораздо лучше разъѣхаться, чѣмъ начать надувательную систему. А кто потомъ подвернется: Борщовъ или Сидоровъ, — это все равно, только-бы обмана не было…
— Вы знаете, другъ мой, — перебилъ ее Кучинъ: — какъ я терпимо смотрю на всякія уклоненія. Я не желаю кидать камня ни въ какую женщину; но когда безпорядочность выступаетъ такъ дерзко, терпимость была-бы преступнымъ потакательствомъ.
— Да развѣ эта барыня прибѣжала къ вамъ браниться такъ, съ бухты-барахты?
— Я не объ этомъ говорю.
— А о чемъ-же? Вы знаете, Степанъ Иванычъ, что я люблю во всемъ идти напроломъ. Вотъ и сейчасъ. Сидѣла вотъ я тамъ, на кушеткѣ. Дверь въ переднюю вы оставили полуоткрытою. Я ее не закрыла. Думаю себѣ: если и услышу что изъ разговора — не бѣда, сейчасъ-же разскажу Степану Иванычу. Что вы говорили этой госпожѣ, я не разслышала, но до слуха моего дошли три или четыре ея фразы. Онѣ меня, признаюсь, смутили. Зачѣмъ, напримѣръ, она пришла вамъ говорить слѣдующую вещь: «ваши-де намеки неумѣстны, я ни отъ кого не скрываюсь, Борщовъ — мужъ мой?» Зачѣмъ она вамъ говорила это? Стало быть, вы ее вызвали на такой отпоръ?
Лицо Степана Ивановича все собралось въ сухую усмѣшку. Глаза онъ отвелъ въ сторону и медленно проговорилъ:
— Безпорядочная выходка.
— Это мнѣ ничего не объясняетъ. Она пришла сказать вамъ, чтобы вы ее оставили въ покоѣ, — такую фразу я опять-таки слышала.
— Ай, ай, какой у васъ слухъ!
— Слухъ хорошій, но я имъ не злоупотребила! Я разсуждаю такъ: если эта женщина возмутилась и пришла вамъ сказать, чтобы вы оставили ее въ покоѣ, значитъ вы вмѣшались въ ея дѣла.
— Не думалъ вмѣшиваться; я только выразилъ свое мнѣніе въ отвѣтъ на очень рѣзкое письмо, которымъ меня извѣщали о прекращеніи всякой дѣятельности г. Борщова и его гражданской супруги по тѣмъ обществамъ, гдѣ они были до того членами.
— А позвольте узнать, Степанъ Иванычъ, какую продерзость они себѣ позволили въ посланіи къ вамъ? Не ту-ли, которую я опять-таки услыхала изъ гостиной?