Загарина не считала себя вправѣ отнимать у дочери своей средства, по крайней мѣрѣ такія, которыя дали-бы ей возможность подольше поучиться и начать какое-нибудь серьезное дѣло, когда она станетъ на свои ноги. Хлопотать сама она дѣйствительно была не въ силахъ. Изъ друзей ея одинъ только Борщовъ могъ-бы помочь ей, но она не рѣшалась энергически просить его взяться за это дѣло, потому что сама слишкомъ мало надѣялась на успѣхъ. Борщовъ въ послѣднее время заѣзжалъ къ ней, но рѣдко. Видно было, что онъ поглощенъ чѣмъ-то личнымъ. Она почти догадывалась, что это такое. Онъ познакомилъ ее, мѣсяца два передъ тѣмъ, съ Повалишиной. Катерина Николаевна сразу ей чрезвычайно понравилась. Она была даже поражена, встрѣтивъ такую русскую женщину: ей начинало уже сильно сдаваться, что среди соотечественницъ она только и будетъ находить, что малокровныхъ, изъѣденныхъ резонерствомъ или смѣшныхъ въ своемъ задорѣ и неумѣлости женщинъ. Повалишина обдала ее воздохумъ искренности, молодого пыла и оргинальнаго умственнаго развитія.
— Мнѣ про васъ говорили, какъ про человѣка, — сказала ей Повалишина — а намъ люди необходимы. Помогите-же намъ.
Ее необычайно оживило это обращеніе къ ней такой свѣжей и симпатичной личности. И она готова была съ радостію откликнуться на зовъ Катерины Николаевны и посвятить тому, что занимало Повалишину, все свое свободное время. По здоровье ея дѣлалось все несговорчивѣе. Она не каждый день могла ходить въ редакцію и по вечерамъ чувствовала ужасное утомленіе. Катерина Николаевна стала навѣщать ее, разсказывать ей про результаты своей дѣятельности, и очень скоро вступила съ нею въ дружественныя отношенія. Онѣ часто говорили о Борщовѣ, и тонъ Катерины Николаевны заставлялъ предполагать въ ней болѣе, чѣмъ простую симпатію…
Точно въ отвѣтъ на то, о чемъ думала въ эту минуту Загарина, явилась Катерина Николаевна. Она съ большимъ безпокойствомъ распросила своего новаго друга о здоровьѣ и потребовола, чтобы Загарина хоть на нѣсколько дней оставила свои занятія.
— Я или сама, — говорила она: — буду переводить за васъ, или пришлю вамъ кого-нибудь.
Катерина Николаевна казалась взволнованной, что не ускользнуло отъ Загариной. Лиза поговорила немножко съ гостьей и удалилась въ комнату, поняла, что надо оставить гостью наединѣ съ матерью.
Какъ только дѣвочка вышла. Катерина Николаевна присѣла на кушетку и тотчасъ-же прильнула совершенно по-дѣтски къ Загариной.
— Какъ я слаба! — шептала она. — Я думала, что всякая борьба для меня возможна. А я теперь такъ безпомощна…
Она не договорила и зарыдала.
— Я знаю, — отвѣтила Загарина: — я догадываюсь, что въ васъ происходитъ.
— Я себя оправдываю, — заговорила Катерина Николаевна, сдержавъ слезы: — и все-таки не могу оправдать, у меня не хватаетъ смѣлости.
Катерина Николаевна, не поднимая головы и тяжело дыша, силилась говорить спокойно.
— Поплачьте, поплачьте! — повторяла Загарина, обняла ее и прикоснулась губами къ ея темени.
— Нѣтъ! — вскричала Повалишина, энергически поднявъ голову — дольше такъ жить нельзя? Нельзя изъ-за своего личнаго чувства губить всякое разумное дѣло. Вы знаете, что я его люблю?
— Знаю, — отвѣтила кротко Загарина.
— Я себя долго мучила, называла твое чувство къ нему капризомъ, блажью, наконецъ, испорченностію, развратомъ… По нѣтъ, это не капризъ! Для меня человѣкъ, лишенный порыва, высохшій, рутинный, не можетъ имѣть обаянія…
— О комъ вы говорите?
— О мужѣ моемъ. Жить все въ тоіі-же душной средѣ я не въ силахъ. Если во мнѣ есть что-нибудь порядочное, если я годна на какое-нибудь дѣло, то только рука объ руку съ человѣкомъ, который дастъ мнѣ и вѣру въ свои силы, и способность на постоянную жертву. И вотъ теперь, въ рѣшительную минуту, я не чувствую въ себѣ смѣлости, чтобы прямо объявить моему мужу, что я больше не жена его.
— Вы хотѣли это сдѣлать?
— Я должна это сдѣлать! — вскричала Катерина Николаевна, и щеки ее зардѣлись. — Не обвинять меня нужно, а поддержать въ честномъ поступкѣ. Въ томъ свѣтѣ, которому я до сихъ поръ принадлежала, такіе поступки — большой подвигъ!
— Другъ мой — заговорила Загарина — я не стану давать вамъ совѣтовъ. Вы страдаете вы любите, вы вѣрите, что нашли человѣка, съ которымъ жизнь ваша будетъ свѣтла и полна разумнаго труда; но откуда же у васъ сознаніе собственной слабости? Выдержите-ли вы борьбу? Въ васъ много силъ и энтузіазма. Вы и меня, усталую и больную, оживили: на работу вы способны, но принесетъ-ли она тотъ плодъ, о которомъ вы мечтаете?
— Не могу, не могу я оставаться женой мертвеца!