Полковникъ и Гольденштернъ разомъ разсмѣялись. На лицѣ Малявскаго не было ничего, кромѣ кислой гримасы. Онъ мало говорилъ въ теченіе всего обѣда, за которымъ Абрамъ Игнатьевичъ давалъ инструкціи полковнику и господину Гулеке, какъ подтасовать общее собраніе.
Послѣ десерта Малявскій взялъ подъ руку полковника и посадилъ его въ уголъ.
— У меня до васъ есть просьба, — сказалъ онъ ему таинственно.
— Что такое, дружище?
Полковникъ много выпилъ, но «контенансу» не терялъ.
— У меня вышла исторія изъ-за одной женщины, — началъ Малявскій — какъ-разъ съ тѣмъ Прядилыпіковымъ, который сбирается, но слухамь, нападать на наше правленіе, — исторія серьёзная, онъ меня оскорбилъ, и я ему хочу послать вызовъ…
— Вызовъ? — повторилъ полковникъ.
— Положительно!..
— Вотъ-те оказія! изъ-за фаммы!
— Да, изъ-за фаммы!
— Какого чорта!.. Да кто такая эта женщина, позвольте полюбопытствовать…
— Это все равно.
— Нѣтъ, однако.
— Вы ее, кажется, знаете.
— Тѣмъ паче.
— Госпожа Бѣлаго…
— Авдотья Степановна? Саламатовская-то?
— Теперь ужь не саламатовская. Она самая.
— Такъ изъ-за нея скандалъ вышелъ?
— Изъ-за нея.
— Да что-же, дошло до боксированія, что-ли?
— До боксированія не доходило, но фактъ тотъ, что меня оскорбили!..
— Да полноте, дружище; ну,на такой-ли вы теперь дорогѣ, чтобы съ проходимцами всякими на дуэли драться? Мы этого никакъ не допустимъ.
— Однако позвольте, — началъ-было возражать Малявскій съ нѣкоторымъ раздраженіемъ.
— Да что тутъ: однако! Господа! — крикнулъ полковникъ въ сторону Гольденштерна и Гулеке, о чемъ-то тоже горячо толковавшихъ — пожалуйте-ка сюда и извольте прислушать, что нашъ юный директоръ выдумалъ.
— Что такое, что такое? — затараторилъ Гольденштернъ, шумно подходя къ нимъ.
Господинъ Гулеке тоже изобразилъ всѣмъ своимъ видомъ недоумѣвающее любопытство.
— Ни больше, ни меньше, — докладывалъ полковникъ, указываяна Малявскаго: — единоборство, сирѣчь, дуэль.
— Ай, ай! — вскрикнулъ Гольденштернъ и даже отскочилъ, точно его окатили горячей водой.
— И зачѣмъ? — произнесъ господинъ Гулеке бархатнымъ басомъ, съ чистѣйшимъ прусскимъ акцентомъ, ударяя на букву «а».
— Вотъ подите, — продолжалъ кричать полковникъ: — втемяшилось этому барину, что онъ долженъ тамъ какого-то мозгляка вызвать за то, что они поругались изъ-за феи одной.
__ Фея? — удивленно спросилъ господинъ Гулеке, вообще плохо понимавшій жаргонъ полковника.
— Ну, камелія, коли хотите по другому.
— Какъ прозывается? — спросилъ Гольденштернъ, и глазки его заблистали.
— Да Авдотья Степановна, — знаете, чай, бывшая саламатовская.
— Она? — вскрикнулъ Гольденштернъ.
— Ну-да. И изъ-за такой барыни вдругъ на дуэль выходить. Да это курамъ на смех!..
— Курамъ, курамъ, — подтвердилъ Гольденштернъ.
Господинъ Гулеке издалъ тоже какой-то звукъ, какъ-бы подтверждающій мнѣніе полковника и Гольденштерна.
— Да помилуйте, — затараторилъ Гольденштернъ — да какъ-же это возможно? У насъ на носу общее собраніе, вы для насъ необходимый человѣкъ, мы васъ хотимъ поставить на первый планъ — и вдругъ, вы, какъ гусаръ какой-нибудь, будете палить изъ пистолетовъ!.. Да сдѣлайте одолженіе! Да кто это вамъ позволитъ!.. Полковникъ, чего-же вы смотрите?
— Да я-то что-же сдѣлаю? Я и слышать объ этомъ не хочу! Просто мы васъ, любезнѣйшій Кларіонъ Семенычъ, запремъ, если вы не дадизе шляхетнаго слова, что вы ни съ какимъ мозглякомъ на дуэль выходить не станете.
— Запремъ его! — вскричалъ Гольденштернъ — въ карцеръ, на хлѣбъ и на воду!.. Прямо отсюда отвеземъ ко мнѣ и до общаго собранія не выпустимъ. И караулъ будетъ кричать, и тогда не выпустимъ.
— Однако, господа, — началъ-было Малявскій: — не могу-же я…
— Человѣкъ! — гаркнулъ полковникъ: — три бутылки гейцигу, въ кабинетъ!.. Снимайте-ка, господа сюртуки— жарко здѣсь — и я сниму.
— И пикнуть не дадимъ вамъ; въ карцеръ! — повторялъ Гольденштернъ, трепля Малявскаго по плечу и поворачивая свою голову во всѣ стороны.