Ѣздить къ ней въ послѣдніе дни сдѣлалось для Бор-щова тягостно. Онъ видѣлъ въ этомъ косвенное оскорбленіе мужа, который навѣрно догадывался объ ихъ отношеніяхъ. И принимать у себя Катерину Николаевну было для него также тягостно. Поэтому-то онъ такъ жаждалъ рѣшительнаго конца, послѣ котораго онъ могъ бы назвать ее предъ всѣми честными людьми своей подругой.
Онъ тотчасъ-же поѣхалъ къ ней и нашелъ ее очень слабой, въ большомъ креслѣ, укутанной, съ лихорадочнымъ цвѣтомъ лица.
— Простите меня, другъ мой, — начала она, протягивая ему горячую, слегка дрожащую руку: — я очень, очень слаба.
— Нездоровы? — спросилъ Борщовъ и тревожно оглядѣлъ ее.
— Эта физическая слабость пройдетъ, а я такъ малодушна…
Медленно и грустно разсказала она ему содержаніе своего разговора съ мужемъ. Борщовъ слушалъ съ опущенными глазами и отъ времени до времени подергивалъ свою бороду.
— Онъ по-своему правъ, — сказала Катерина Николаевна въ заключеніе.
— Конечно, правъ, — подтвердилъ Борщовъ. — Требовать отъ нето развода нельзя, хотя на его мѣстѣ слѣ-довало-бы самому предложить то-же самое.
— Но это бездушно! — вскричала Катерина Николаевна.
— Это понятно, — возразилъ Борщовъ. — Онъ человѣкъ формальный морали, и вся бѣда въ томъ, что вы поздно его разглядѣли. а главное, онъ любитъ васъ, и наго его пожалѣть.
— Но какъ-же намъ-то быть? — нѣсколько раздражительно спросила Катерина Николаевна.
— Поступайте, какъ вамъ говорятъ ваши убѣжденія.
Борщовъ произнесъ эту фразу глухо и слегка отвернувшись въ сторону.
— Я все-таки буду женой Александра Дмитрича По-валишииа?
— Да.
— Стало быть на мнѣ, хотя-бы только формально, будутъ лежать извѣстныя обязанности. Оставаться въ этомъ домѣ я больше не хочу. У меня есть свое состояніе. Я могу жить одна. До свѣта мнѣ нѣтъ никакого дѣла. Я васъ увѣряю, мой другъ, что въ этомъ отношеніи я совершенно покойна. Лучше такъ, чѣмъ оставаться хозяйкой этой квартиры, гдѣ одно присутствіе мое оставляетъ уже грубѣйшую ложь…
Катерина Николаевна остановилась и взглянула на Борщова. Онъ молчалъ и не поднималъ на нее глазъ. Ей дѣлалось очень неловко.
— Вы какъ-будто не вѣрите, другъ мой, — заговорила она все съ большимъ и большимъ смущеніемъ. — Я совершенно искренно высказываю вамъ все, что у меня на сердцѣ. Простите мнѣ недостатокъ настоящей силы. Все это меня разстроило болѣе, чѣмъ слѣдовало.
— Вы хотите, стало быть, — выговорилъ Борщовъ — оставить вашего мужа и поселиться одной? Прекрасно. По что-же будетъ значить подобный поступокъ въ нравственномъ смыслѣ, — что вы, не поладивши съ нимъ, остаетесь, однако, вѣрны свѣтской морали?
— Почему-же свѣтской?
— А то какъ-же? Вы хотите соблюсти декорумъ. Въ свѣтѣ такіе домашніе разводы происходятъ часто; но для того, чтобы разошедшаяся съ своимъ мужемъ жена продолжала пользоваться, по-краііней-мѣре, наружнымъ уваженіемъ, ей надо жить одной и скрывать все отъ свѣта.
— Но мнѣ не нуженъ этотъ свѣтъ!
— Вы такъ говорите, но дѣйствуете вы совершенно иначе.
— Почему-же иначе? — спросила подавленнымъ голосомъ Катерина Николаевна и вдругъ поблѣднѣла.
— Если вамъ свѣтъ не нуженъ, то зачѣмъ-же хотите надѣвать на себя личину, — передъ кѣмъ, во имя какого принципа? Мы съ вами любимъ другъ друга; мы рѣшились дѣлить все, что только жизнь дастъ намъ; мы не сантиментальные романтики, а люди дѣла, сознавшіе, что имъ нужна взаимная поддержка. Зачѣмъ-же вы добровольно хотите унизить себя до роли женщины, превращающей свою честную привязанность въ интригу, которую надо прикрывать безукоризненной внѣшностью!
— Я не хочу этого, не хочу, — шептала Катерина Николаевна, закрывая лицо руками.
— Вы этого хотите, — выговорилъ твердо Борщовъ.
— Что-же мнѣ дѣлать? — вырвалось у ней почти съ плачемъ.
— Открыто и смѣло соединить судьбу вашу съ тѣмъ, кого вы избрали.
— Другими словами?
— Не скрывать того, что само по себѣ безупречно въ глазахъ честныхъ людей.
— Вы предлагаете мнѣ жить съ вами? — чуть слышно спросила она, все еще прикрывая лицо руками.
— Развѣ это оскорбляетъ васъ?
— Нѣтъ, но…
Она не договорила и заплакала. Слезы тихо опускались по ея похудѣвшимъ щекамъ. Борщовъ всталъ и заходилъ скорыми шагами по комнатѣ.
— Простите, простите меня, — начала, всхлипывая, Катерина Николаевна. — Я вижу, какъ еще сильны во мнѣ предразсудки. Я воображала, что съумѣю смѣло взглянуть въ глаза тому свѣту, котораго мнѣ совсѣмъ не нужно. И вотъ на что я способна!..