«Экая важность, — говорила она про себя, — что они меня примутъ, какъ кающуюся грѣшницу: только-бы имъ пріятно было со мной возиться, а я свое мѣсто знаю».
Она догадалась, глядя на Бенескриптова, какой «романъ» могъ быть между нимъ и Загариной.
Прядильникову она о своихъ похожденіяхъ не сказала ни слова, и на другой день рано утромъ была уже на Васильевскомъ Островѣ.
Какъ она обрадовалась, увидавъ Лизу, которая, съ игривой усмѣшкой, отворила ей дверь.
— Лучше мамѣ? — спросила ее Авдотья Степановна.
— Сегодня? да. Она говорила, что не стоитъ въ лечебницу.
— Нѣтъ, надо; безъ лечебницы нельзя… Ну, ангелочекъ мой, я видѣла Бенескриптова!
— Когда?
— Вчера.
— И онъ…
Лиза остановилась, но Авдотья Степановна поняла ее.
— Онъ совсѣмъ здоровъ.
— Ахъ, какъ хорошо! — вскричала Лиза. — Ну, пожалуйте къ мамѣ.
Надежда Сергѣевна сидѣла у окна въ — большомъ креслѣ. Она казалась немного посвѣжѣе. Приходъ Авдотьи Степановны опять ее обрадовалъ.
— Вы меня ужь очень что-то полюбили, — сказала она ей съ улыбкой.
— Голубушка моя! — вырвалось у Авдотьи Степановны, и она чуть не поцѣловала у больной руку.
— Вотъ сегодня мнѣ гораздо лучше, выговорила твердымъ голосомъ Загарина. — Ужь и не знаю — перебираться-ли мнѣ въ лечебницу…
— Что вы, что вы! — вскричала Авдотья Степановна. — Ужь успокойте вы себя самихъ-то, голубушка!
Загарина была еще болѣе тронута чувствомъ этой «dame du lac», которая съ такою дѣтскою искренностью и наивностью прильнула къ ней всѣмъ сердцемъ.
Лиза едва стояла на мѣстѣ: ее такъ и подмывало обнять и мать, и гостью, и излить на нихъ свою радость.
Она воспользовалась первой передышкой въ разговорѣ матери съ Авдотьей Степановной, чтобы увести гостью къ себѣ въ комнатку.
— Когда-же онъ придетъ? — допрашивала она ее.
— Нынче непремѣнно.
— Я опасаюсь, что онъ будетъ бояться…
— Да чего-же?
— Ахъ, вы его не знаете! Онъ не былъ такой… какъ это сказать… accablé, потерянный, когда вы съ нимъ говорили?
— Вѣдь онъ васъ очень любитъ и маму вашу… Онъ такой добрый и простой.
— Я вамъ говорила… Славный мой семинаристикъ!
И Лиза всплакнула. Авдотья Степановна горячо обняла ее.
Надежда Сергѣевна начала немного догадываться, что между Лизой и новой ихъ знакомой происходятъ какіе-то «a parte»; но она ни о чемъ не разспрашивала. Когда Авдотья Степановна уходила, Лиза еще долго толковала съ ней въ передней.
— Тебѣ, кажется, очень нравится эта барыня? — спросила ее мать, послѣ того, какъ она вернулась изъ передней.
— Да, мама, она милая… Только я хотѣла тебя спросить: est ce qu’elle a… un passé?
Надежда Сергѣевна удивилась, что Лизѣ извѣстно значеніе слова «un passe».
— Я не знаю, — отвѣтила она серьезно.
— Мнѣ кажется, мама, она когда-то грѣшила, но теперь у ней въ сердцѣ совсѣмъ другое. Опа такъ тебя полюбила, точно ты ей родная мать.
— Да, тихо подтвердила Надежда Сергѣевна.
— Са me touche, moi, — замѣтила Лиза серьезнѣйшимъ тономъ.
Помолчавъ, она сказала:
— А что, мама, когда ты переѣдешь въ лечебницу, если она будетъ приглашать меня придти къ ней въ гости — можно-ли это? хорошо-ли будетъ?
И, не дожидаясь мнѣнія матери, она отвѣтила:
— Нѣтъ.
Надежда Сергѣевна промолчала и только усмѣхнулась.
— Она теперь хорошая, — продолжала разсуждать вслухъ Лиза, — но все-таки мнѣ нельзя къ ней идти. Я ее обижать не хочу; но она сама это пойметъ. Вотъ если-бъ я была большая, тогда — другое-бы дѣло. Je n’ai pas de prejuges, moi!…[35]
Посидѣвъ около матери, Лиза начала что-то все оглядываться, и ея возрастающая тревога не укрылась отъ матери: то она встанетъ, то войдетъ въ переднюю, то пройдетъ въ свою комнатку.
Такъ прошло съ полчаса.
— Не лечь-ли тебѣ, мама? — спросила Лиза, подходя къ матери — ты ужь довольно сидѣла.
— Мнѣ не хочется, — отвѣтила кротко Надежда Сергѣевна.
— Право, мама, лягъ; да тутъ у окна и дуетъ немного.
Лиза хитрила. Ей хотѣлось уложить мать въ постель, чтобы она была подальше отъ двери въ переднюю и не могла услыхать сразу голоса Бенескриптова.
Надежда Сергѣевна повиновалась. Уложивши мать, Лиза вздохнула свободнѣе и сѣла въ первой комнатѣ, около самой двери, чтобы сейчасъ-же кинуться отворять, какъ только раздастся звонокъ.
Томительно ждала дѣвочка цѣлый часъ. Наконецъ, раздался звонокъ, но чуть слышно. Надежда Сергѣевна его не слыхала; но Лиза почувствовала всѣмъ существомъ своимъ, что это Бенескриптов.