— Войдите! — крикнула Зинаида Алексѣевна.
— Ушелъ нашъ больной, — объявилъ Карповъ, пожимая ея руку, и разсказалъ ей все, что узналъ отъ Бенескриптова.
— Вы надѣетесь на выздоровленіе? — спросила она.
— И да, и нѣтъ, — отвѣтилъ онъ.
— А вѣдь если леченіе его кончится, — сказала улыбаясь Зинаида Алексѣевна, — намъ съ вами будетъ скучнѣе.
Карповъ съ минуту помолчалъ и потомъ совсѣмъ уже другимъ тономъ проговорилъ:
— Намъ съ вами не слѣдуетъ оставаться въ Петербургѣ.
— Вотъ Америку-то открыли! И безъ васъ это знаютъ, да вотъ сидятъ-же безъ всякой надобности въ Питерѣ.
— Хотите вы меня серьезно слушать или я уже потерялъ въ вашихъ глазахъ способность вызывать серьезное вниманіе?
— Вѣщайте! — сказала съ гримасой Зинаида Алексѣевна.
— Намъ съ вами одна дорога, Зинаида Алексѣевна: на подмостки.
— Или, проще выражаясь?
— На сцену!
— Развивайте эту тему, я слушаю.
— Мы съ вами не разъ упражнялись въ чтеніи и я всегда находилъ, что у васъ дикція прекрасная и разнообразіе интонацій болѣе чѣмъ изрядное, живость и мимика совершенно театральныя, когда вы этого желаете. Точно также и вы находите, что во мнѣ есть лиризмъ, есть нѣкоторый драматическій натискъ и пріятный огонекъ.
— Совершенно вѣрно.
— Такъ согласитесь также и съ тѣмъ, добрѣйшая Зинаида Алексѣевна, что тѣ минуты, когда мы съ вами предавались драматургіи, были самыми жизненными моментами нашего комнатнаго существованія?
— И съ этимъ согласна.
— Что-же это доказываетъ? — несомнѣнно то, что болѣе характернаго отправленія въ нашемъ организмѣ не имѣется. Видите-ли, какъ я учено выражаюсь.
— По крайней мѣрѣ, мы не сдѣлали опытовъ, которые-бы намъ доказали, что у насъ есть въ организмѣ болѣе характерныя отправленія.
— Совершенно основательно изволите мыслить.
Карповъ прошелся раза два по комнатѣ, потомъ подошелъ къ Зинаидѣ Алексѣевнѣ и, протягивая ей руку, спросилъ уже искреннимъ тономъ:
— Такъ-ли, барышня?
Она взглянула на него и слегка покраснѣла. Въ гла захъ его свѣтилось чувство, котораго онъ до сихъ поръ такъ явно не выказывалъ.
Что-жь, Карповъ! — заговорила она также искренно: — одна я не буду рваться на сцену; но съ вами — это другое дѣло.
— Такъ по рукамъ? — вскричалъ опъ, поднимая руку.
— Ну, а если эта идея у насъ расползется какъ туманъ? — спросила Зинаида Алексѣевна.
— Позвольте, позвольте, надѣвать веригъ и тутъ не слѣдуетъ. Если начать намъ штудировать, по пунктамъ, театральное искусство, и подготовляться методически — это опять будетъ идеалистическая затѣя. И вы, и я, въ настоящемъ нашемъ видѣ, даже безъ всякаго приготовленія, годимся для россійскаго лицедѣйства. Въ этомъ будьте благонадежны: тутъ задору никакого нѣтъ. Стало быть, что нужно? — почитывать каждый вечеръ, намѣтить репертуаръ и съ весны-же пуститься въ провинцію, не дожидаясь осенняго сезона. Согласны?
— Я согласна, — сказала Зинаида Алексѣевна, и слегка задумалась.
— Такое рѣшеніе, — продолжалъ Карповъ, — вовсе не рѣшеніе, ибо оно не требуетъ отъ насъ никакихъ серьезныхъ или усиленныхъ трудовъ. Мы будемъ почитывать и изучать себя полегоньку; а къ святой, коли намъ это не надоѣстъ, подъищемъ такого человѣка, который отрекомендуетъ насъ антрепренеру за самое умѣренное вознагражденіе.