Выбрать главу

Демократ Поснов согласился приехать в «Ледокол» и обещал быть через полчаса.

Коммунист же Белоглазов предпочитал встречу на нейтральной территории.

Мы пробеседовали с Вадимом Посновым полчаса, досконально обсудив проблему.

Мои самые худшие ожидания после этой встречи вполне оправдались.

― Понимаешь, ― говорил он, отхлебывая текилу из рюмки, ― они уже все решили. Даже то, что я и еще несколько человек будут голосовать против, заложено в их интриге. Видимость демократии, а как же иначе? Это раньше было девяносто девять и девять десятых процента. А теперь все чин чином, не подкопаешься. Конечно, жлобство. Конечно, маразм. То что тут можно поделать, я не представляю.

И от слизнул с тыльной стороны ладони толченых соленых гусениц ― традиционная закусь для текилы, которую, кстати сказать, поставляло в наш город только соответствующее «ледокольное» подразделение.

― Ну, кое-что все-таки можно, ― улыбнулся я. ― Я уверен, что правительство не сможет изменить сроки конкурса ― об этом уже раструбили в центральной прессе и Кремль одобрил инициативу снизу. А заседание запланировано за пять дней до исходной даты. Как у вас, например, как у вас обычно обстоят дела с кворумом?.

Поснов лишь пожал плечами.

― В такие дни все депутаты являются как штык. Ну, заболею я, еще пара-тройка народных избранников. Это же не решить проблему, не так ли?

Я, скрепя сердце, вынужден был согласиться с этим заявлением.

Пока что у меня не было никакого реального плана, и я удовольствовался уверенностью, что Поснов не откажется помочь мне, если, конечно, это не будет стоит ему депутатского кресла.

Вторая запланированная встреча была немногим оптимистичнее.

Коммунист Белоглазов пил немецкую водку и последними словами ругал власть ― как исполнительную, так и законодательную. Доставалось и судебной ветви, и, само собой, журналистам.

― Коммунистов совсем за людей не считают, ― жаловался он. ― Впрочем, москвичи сами виноваты. Ну вот скажите мне, куда податься нормальному человеку, если он социал, скажем, демократ. Да он откроет газету «Завтра» и его стошнит еще на первой странице.

― Да, у левых с эстетикой плоховато, ― не кривя душой, согласился я. ― Ничего, на следующих президентских выборах отыграетесь.

Когда разговор зашел о законопроекте, Белоглазов подтвердил мою гипотезу относительно происхождения этого документа.

― Само собой, с площади, ― кивнул он, имея в виду здание областной администрации в центре города. ― Дурная бумага, что тут говорить. Сами работать не способны и другим не дают.

― Но ведь коммунисты, насколько я знаю, традиционно выступают против частной собственности, ― якобы удивился я его словам.

― Так мы за то, чтоб дело делалось, ― ответил Белоглазов. ― А насчет нефти, есть специальные поправки. Если соблюдать их ― нет проблем. Работай и делись с государством. А эти все под себя тянут.

Короче, он тоже не сомневался, что законопроект пройдет при первом же голосовании.

― Ну, ладно. А вот, скажем, можно провалить этот законопроект? ― мрачно спросил я.

― Можно. Но у тебя, Сергей Радимыч, денег не хватит, ― уныло пошутил депутат.

Я понимал, что он прав, но, будучи человеком обстоятельным, решил произвести кой-какие подсчеты и прикинул число мест в думе.

Так, значит...

Если переговорить с половиной депутатского корпуса один на один в строго конфиденциальной обстановке, да приплючовать еще человек пять...

Цель оправдывала средства.

Просто наличных средств действительно, немного не хватало.

Я купил бы всех депутатов, но для этого пришлось бы продать весь «Ледокол».

Вот только с пустым карманом нас к нефти никто бы не подпустил.

Однако Белоглазов также подтвердил свое желание помочь в случае чего.

Последнее словосочетание можно было истолковать следующим образом:

― Тебе надо, ты и напрягайся. А я, само собой, впрягусь, если буду уверен, что дело того стоит. Да и ты, я уверен, не обидишь.

Приблизительно то же самое сказал и Поснов, только почти открытым текстом.

Так что проблема стояла перед «Ледоколом» как неприступная крепость ― с отвесными стенами, прорезями бойниц, ощетинившимися пушками и хорошо укоплектованным гарнизоном защитников.

Эту самую крепость нам и предстояло взять, несмотря ни на что.

Я решил не отступать и отдал распоряжение своим ребятам рыть землю носом.

Вице-президент Гессен был обязан рассмотреть все возможные варианты.

Наш гениальный юрист, которому бы позавидовала любая контора ― среди своих его звали просто Епифаныч ― поступал в распоряжение Гессена и должен был работал с ним в тесной связке.

На начальнике службы безопасности «Ледокола» Воронцове лежала задача оказывать любое содействие в случае необходимости, вплоть до задействования наших вооруженных бойцов охраны.

Для полноты картины я подключил к этой команде руководителя рекламного подразделения Грустенко ― среди его работников были психологи со стажем, которые досконально знали все приемы воздействия на извивы общественного мнения через рекламу еще с колыбели.

А сам я направился в гости к Сапожниковым, как мы и договаривались.

Максим с Еленой жили в новом двухэтажном доме на набережной.

Постройка была спланирована на четыре семьи ― подъезда не было (зато был подземный гараж), просто с каждой стороны дома располагалось по одной двери, которая и вела в двухуровневые квартиры.

У Сапожниковых я застал Руслана Коровина, который навещал дочку с зятем.

Главный эколог на госслужбе уже собирался уходить и я провел в его обществе не более получаса, хотя мне хватило и этого.

Такой народ, честно говоря, как-то не мо мне, но посмотреть на Коровина в неформальной обстановке было, отчасти, небезынтересно.

Руслан Архипович Коровин тихо беседовал с дочкой, со вкусом попивая чай, который присылали Сапожниковым прямо с цейлонских плантаций ― свернутые листья в полиэтиленовых мешках.

Чиновник, отвечающий в области за экологию был в этот вечер на редкость благодушен и доброжелателен, напоминая вояку на пенсии.

Глядя на его одутловатые щеки, я вдруг вспомнил прозвище Коровина.

«Санэпидемстанция»!

Дело в том, что в советское время данная организация была грозой любого учреждения и могла рассчитывать на небольшую, но стабильную мзду.

Теперь же, само собой, уровень ставок повысился на несколько порядков.

Елена Сапожникова вежливо расспрашивала отца о его работе, тот охотно рассказывал о новых инициативах его подразделения, вдаваясь в необязательные для светской беседы подробности.

Видимо, Коровину было приятно, что дочка интересуется его делами.

Елена с застывшей милой улыбкой на лице внимала отцу, изредка кивая, а Максим стоял поодаль, возле стеллажей с африканскими масками, и молча прихлебывал апельсиновый сок из высокого стакана.

Наконец, Коровин стал прощаться.

Уже в прихожей, накинув плащ и подавая мне вялую руку, Руслан Архипович поинтересовался, как обстоят дела в «Ледоколе».

― Прекрасно, ― отозвался я. ― Сплошь фильтры да биотуалеты. Скоро переведем автопарк на солнечные аккумуляторы, если администрация будет ежедневно разгонять тучи над городом.

Моя шутка возымела успех.

Коровин долго отсмеивался, кутая шею в шарф и напоследок снова протянул мне руку.

С уходом Руслана Архиповича мне даже стало как-то легче дышать.

Елена и Максим сразу же оживились и мы дружно уселись за стол, который уже был накрыт в соседней комнате возле камина.

Я знал, что повар Сапожниковых раньше обслуживал дачу первого секретаря обкома партии и смог убедиться, что за прошедшие годы этот профессиональный кулинар не утратил своего мастерства.

Хозяйка дома выглядела раскованной и легкомысленной. Елена Руслановна Сапожникова за столом без умолку верещала (приезд в наш город столичного модельера с его коллекцией осенней одежды; выставка азиатских тканей в Санкт-Петербурге, откуда Сапожникова привезла образцы; погода в Марокко ― брать ли с собой зонтик, и если да, то от дождя или от солнца).