Прислушавшись к себе, профессор нахмурил брови и вопросительно посмотрел на вторую чекушечку. Я, поймав его взгляд, кивнул:
– Да-да, конечно, угощайтесь. Я приму чего-нибудь из своих запасов.
И я плеснул себе в рюмку глоток шестого «джэка дэниелса». Говорят, любимый напиток ЕБН.
Когда со вторым мартини было покончено, профессор смог говорить.
И то, что я услышал, потрясло меня, словно армянские хижины в Спитаке, где я провел не лучшие, но, возможно, самые главные дни своей жизни.
Оказывается, Юрий Владимирович Соколов запил с горя. Моя догадка насчет семейных проблем подтвердилась самым неожиданным образом.
Его внучка, семнадцатилетняя Нина, в данный момент находилась в КПЗ, где ее содержали на время следствия. Нину обвиняли ни много ни мало в убийстве и, судя по всему, почти не беспочвенно. Вот такие пироги.
– О Господи, какой кошмар! – только и смог я произнести. – Ниночка?! Да я же вот такой ее помню!
И я, с трудом нагнувшись, насколько позволяло пузо, помахал рукой где-то возле своей коленки, демонстрируя рост Ниночки в те незапамятные времена, когда я приходил к Ю Вэ домой обсуждать диссертацию. Поскольку рост у меня довольно высокий, данный отрезок приблизительно соответствовал размерам девочки в юном возрасте.
Но как ни маши рукой, воспроизводя в качестве аргумента юное сопливое создание, данный жест вряд ли произведет впечатление на следователя. Зато может произвести впечатление кое-что другое.
Разузнав у Юрия Владимировича, где сейчас находится Нина и кто ведет дело, я с искренней готовностью пообещал как минимум навести все необходимые справки и помочь чем получится.
– Я не верю в то, что Нина могла пойти на такое, – сказал мне на прощание Ю Вэ. – Я слишком хорошо ее знаю. Но моя убежденность – плохое доказательство, а внушить ее следователю я не могу.
– Да-да, разумеется, – повторял я. – Но надо все как следует разузнать. Купим следова… то есть объективную информацию, посмотрим, что к чему…
– И я их понимаю, – продолжал свою мысль Ю Вэ, – через следственные органы проходят сотни, тысячи таких людей. Поневоле черствеешь. Поверите ли, я даже напился вчера до чертиков. Ах, ну да, ведь вы же меня и выручили… Просто я уже не знаю, что и делать. Руки опускаются и жить больше не хочется.
– Надо взять себя в руки, – наставительно произнес я. – Юрий Владимирович, я понимаю, что это тяжело, почти невозможно, но попробуйте как-то собраться. Предстоит борьба, и я верю в вашу силу духа. Вы были моим учителем и то, чего я добился в этой жизни в немалой степени достгнуто благодаря вам. Да-да, не возражайте. Я считаю себя обязанным вам по гроб жизни и обязательно буду держать ситуацию под контролем.
Стоя уже на самом пороге и комкая в кулаке торчащий из отворотов куртки шарф Юрий Владимирович как-то по-детски беспомощно улыбнулся.
– Попробуйте… хорошо, если вам удастся хоть как-то смягчить… Я-то уже ни на что не надеюсь, – произнес он с отчаянием.
Проводив старика, я некоторое время поахал и попереживал, предаваясь банальным рассуждениям о том, чего только не бывает с человеком.
– Ниночка! Кто бы мог подумать! – несколько раз повторил я вслух.
Ладно, как-нибудь все устроим. Если не удастся скупить четвертую власть на корню, то может быть, спишем на аффект. Убивать, конечно, нехорошо, но, по-моему, надо думать о тех, кто остался жив, а они пусть уже сами делают выводы относительно того, как жить дальше.
Как бы там ни было, нужно произвести некоторые необходимые уточнения.
Я уже собирался было снова побеспокоить Аркашу Гессена, но моя рука замерла на полдороге к телефону. Нет, пусть лучше додумывает то, что я ему поручил, не надо отвлекать человека.
Позвоним-ка мы Епифанову!
Если бы мне предложили за юриста нашей компании его алмазный эквивалент по весу Епифанова, я не раздумывая бы отказался. Епифанов был очень худой, а второго такого доку в нашем правовом беспределе днем с огнем не разыскать. Знал все от и до, смотрел в корень на два хода вперед, семь раз отмерял, один раз стрелял. И всегда попадал в яблочко. За что и ценим.
– Епифаныч? – присел я на ручку кресла, но тут же вскочил, так как орех хрустнул под моими ста двадцатью кг. – Привет, родной. Послушай, тут вот какая история приключилась…
И я быстро продиктовал ему данные, которые выудил у профессора.
– Будь другом, разузнай что, как и почем, – попросил я. – Да, выясни, какого адвоката ей назначат, и не стоит ли сменить, о’кей?
– К трем, – откликнулся Епифанов. – А насчет наших текущих?
– По всякому, – уклончиво ответил я. – К обеду соберемся, обмозгуем.
Дело, над которым сначала корпел я, а потом, обессилев от усталости, спихнул на Аркадия Гессена, было, действительно, крайне сложным.
Требовалось принять конкретное решение. Начинались крупные неприятности с одной из новых контор. Объединение было вполне маргинальное и созданное, так сказать, «до кучи» – почему бы в «Ледоколе» не быть структуре по собакам. Консультации показывали, что бизнес на щенках был довольно прибыльным.
Но оказалось, что человек, который пришел к нам с этим бизнес-планом, не совсем просекал ситуацию и вляпался на первых же шагах. И это, не говоря уже о неудачах собственно с живностью.
Шарпеи дохли, бульдоги бесились, а чау-чау лысели со страшной силой. Оказалось, что виноваты поставщики товара, которые оказались абсолютно левой конторой, сбывающей неходовой бракованный товар по подложным родословным. С ребятами разобралась наша служба безопасности и теперь они отрабатывали нам моральный и материальный ущерб, причем были счастливы, что все закончилось именно таким мягким для них вариантом.
Удалось уластить и гневных владельцев некондиционных псов. Этим неблагодарным делом занимались нанятые специально для общения с клиентами кинологи со вторым образованием психотерапевта.
Самым неприятным, однако, оказалось совсем другое. Директор умудрился выпустить на свой страх и риск некоторое количество векселей, которые если что-то и стоили в самом начале проекта, то теперь ими было глупо даже подтираться. Более того, наши лучшие враги в администрации не упустили возможность наехать на новое предприятие, усмотрев в его финансовой деятельности определенные нарушения. После ряда проверок вдоль и поперек стало ясно, что просто так выкрутиться не удастся. Дело еще не завели, но это был вопрос нескольких дней.
Сдавать парня было нельзя, а отстоять его пока не представлялось возможным.
Требовалось немедленно принимать какие-то меры и спасать ситуацию.
Прикорнув на пару часов, я, вроде бы, пришел в норму. К трем я выдернул Гессена в офис. Туда же подвалил и юрист фирмы Епифанов.
– Ну что, Аркадий, говори первым, – предоставил я слово Гессену.
Вице-президент «Ледокола» поднял на меня покрасневшие за бессонную ночь глаза. Откашлявшись и поправив очередной – в желтую полоску галстук на серой рубашке (у Аркадия было 365 одинаковых по цвету и фасону рубашек плюс невообразимое количество галстуков, которые он менял каждый день) вице-президент предложил свой вариант выхода из создавшейся ситуации.
– Я не привожу обоснования, а излагаю только схему, – сразу предупредил Гессен. – Первое. У нас демократия. Второе. Подписку о невыезде наш незадачливый директор не давал. Третье. Если он начнет оформлять визу для поездки в любую загранстрану, его тогда точно не выпустят. Четвертое. Существует чертова уйма государств с безвизовым въездом. Пятое. Некоторые из них предоставляют гражданство за довольно скромные суммы. Шестое. Человек имеет право отказаться от российского гражданства. Седьмое. Этот крендель становится гражданином Барбадоса. Восьмое. Процесс, если даже он и начнется, не закончится никогда по понятным причинам.
Выслушав Аркашу, все присутствующие замолкли, обдумывая это радикальное предложение. Гессен был большой умницей и если я был в «Ледоколе» как бы руководящей и направляющей, то Аркадий по праву мог бы назваться «мозгом фирмы» Насчет остальных частей тела фирмы мнения коллектива разделялись.