Сафо и Марод-Али лазали вместе по скалам, и сын помогал отцу в особенно трудных местах. На скалах Марод-Али наполнил водой пиалу до краев, так что вода казалась выпуклой по краям. Затем он ставил ее на камень и выверял. Если ни капли воды не проливалось из пиалы, значит она стояла ровно. Тогда он осторожно поворачивал ее так, чтоб зазубринка на краю приходилась на одной линии с его глазом. Он смотрел и видел вдали по направлению, указанному зазубринкой, камень, он искал такой камень, который оказался бы на одном уровне с пиалой. Он прикрывал пиалу краешком тюбетейки, чтобы не ошибиться и не увидеть камней, расположенных выше этого уровня. Так он угадывал, куда потечет вода. Затем он чуть-чуть наклонял пиалу, и вода на какой-то миллиметр отступала от ее края. Он высчитывал угол наклона. Этот угол был равен уклону будущего канала. Если уклон нужен бо́льший, он сильней наклонял пиалу. Это был простейший и хитроумнейший нивелир, но Марод-Али не знал, что такое нивелир, он до этого додумался сам. А отец его на дальних камнях стоял вместо рейки: то карабкался выше, то ниже. Марод-Али мерил по его голове. Отрез за отрезом, каждый поворот направления, каждый выгиб стены требовали новых замеров, и Марод-Али работал полдня. Но один из таких азимутов уперся в скалу. Голую, отвесную, непреодолимую. Никак по ней не пойдет вода. Тогда Марод-Али начал всю работу заново. Повел линию будущего канала выше. Мерил, считал, лазил и щупал. И снова лазил, щупал, рассчитывал и выверял. Вместе с отцом. Наконец, задыхаясь от жары, возбужденные, усталые, потные, отец и сын спустились к реке и все обсудили. И уже вместе решили: «Можно».
А вечером Марод-Али зарезал барана, устроил плов, собрал всех соседей Сафо и односельчан. И все пришли, удивляясь, с чего бы это Сафо и Марод-Али устроили такой праздник. А когда все наелись досыта, Марод-Али сообщил им свой замысел и спросил их:
— Если я проведу канал, ничего против не скажете? Я возьму себе ту площадку, очищу от камней, устрою посев.
— Ты сумасшедший! — сказал старший из всех гостей. — Я думал, ты что-нибудь дельное нам хочешь сказать, а ты оказался безумцем. Все понимают: только одержимый безумьем может придумать в таком месте построить канал.
И другие все, как один, назвали Марод-Али сумасшедшим. И не стеснялись даже тем, что только что ели его плов.
— Нет. Вы подумайте, — упрямо ответил Марод-Али. — Соберитесь все вместе, подумайте, обсудите…
И гости ушли, а утром сказали ему, что не могут решить без пира.
— Хорошо, — сказал Марод-Али. — Если все ваши дурные головы могут придумать меньше, чем одна голова пира, идемте к нему.
И все вместе они прошли в сад пира. Тот принял их на широкой веранде своего дома и сначала долго смеялся в свою белую почтенную бороду. Потом помолчал. Он был очень высок и худ, но сгорблен, а когда он молчал, все боялись его воспаленных глаз. И опять засмеялся. Очень долго смеялся. Огладил руками бороду, сказал:
— Велик бог… Его святая помощь никогда не касалась дурней! Каждый осел быстро кричит, медленно ходит. Ну, если сделает, я ему сто рублей дам. Или, может быть, дам быка.
Разрешил.
Тогда все вместе пошли в сельсовет. И председатель сельсовета сказал:
— Я не дам разрешения.
— Почему? — нахмурился Марод-Али.
— Нет у меня закона, чтоб в таких местах строить каналы… И потом — ты можешь убиться.
— Я сам за себя отвечаю. Я мастер.
— Все равно не дам!
Долго уламывал Марод-Али председателя сельсовета. И тот наконец спросил:
— А ты уже кому-нибудь говорил слово, что хочешь строить такой канал?
— Никому не говорил, — с досадой ответил Марод-Али. — А тебе не все равно это? Вот только сейчас они меня к пиру таскали.
— И что сказал пир? — пытливо спросил председатель.
— «Сто рублей дам или быка, если построишь».
— Что же, так понимать надо — он тебе разрешил?
Кругом зашумели голоса поселян:
— Разрешил! Разрешил! Он ему разрешил!..
Председатель сельсовета задумался. Потом тихо ответил:
— Ну, хорошо. И я тебе разрешаю. Строй!
Марод-Али взял письменное разрешение и расписку односельчан, что, если он проведет канал, они не станут требовать себе этой земли, не захотят делить ее между собой, вся она будет принадлежать тем, кто очистит ее от камней. Предсельсовета заверил расписку.